Лесной Охотник
Шрифт:
Но три шлюпки остались там же, где и были.
Ночь продолжалась.
Члены экипажа несли вахту, вглядываясь в туман со своих участков, прислушиваясь к пульсации двигателя и пытаясь услышать «Копье». Если оно и было неподалеку, то двигатели его были заглушены. В чудеса верить не приходилось — члены экипажа были уверены, что враг не дремлет и вот-вот окажется рядом.
У Бушена имелся своего рода план. Он часто приказывал запускать двигатели и преодолевать небольшое расстояние, после чего вновь позволял «Софии» дрейфовать. Его намерение состояло в том, чтобы производить
Около полуночи, когда несколько измученных членов экипажа явились в столовую, чтобы наполнить из кофейника чашки, счет которым давно потеряли, Майкл сидел за столом с Олафом Торгримсеном и Билли Бауэрсом. Повар поставил на стол малиновый пирог, который и в самом деле был на вкус, как малина, и это было настоящим кулинарным шедевром, учитывая обстоятельства. Струйки сигаретного дыма медленно перемещались в воздухе, и разговор велся тихим и приглушенным тоном.
В этот момент в столовую вошел тощий человек, тут же привлекший всеобщее внимание.
Пауль Вессхаузер в своих черных брюках и сером свитере тихо прошел мимо Майкла с собеседниками и налил себе чашку кофе. Под глазами за стеклами очков пролегли темные круги, плечи были тяжело опущены. Вессхаузер выглядел как человек, несущий тяжкое бремя. Он сел за стол в одиночестве, положил в свой крепкий напиток пол-ложки сахара, закурил сигарету и затянулся со всей силы своих легких.
Майкл вздохнул, встал из-за стола и сделал несколько шагов к Вессхаузеру.
— Вы не возражаете, если я сяду с вами?
Тот лишь пожал плечами, и Майкл сел.
— Вы как? Держитесь? — спросил он. Глупый вопрос: вид этого человека говорил сам за себя.
— Я в порядке, — Вессхаузер снова выпустил облако дыма и позволил его остаткам медленно тянуться из его рта сквозь сомкнутые губы. Через несколько секунд он сумел заговорить снова. — Сколько умерло сегодня?
— Пятеро.
— Пятеро, — повторил Вессхаузер. Он рассматривал горящий кончик сигареты так, словно это был маяк в царстве непроглядной тьмы. — Господи… я никогда не желал ничего подобного…
— Разумеется, нет. И в этих смертях нет вашей вины.
— Нет, есть, — Вессхаузер сверкнул глазами на Майкла. — Если бы я не принял решение уехать из Германии, ничего этого бы не произошло! Все шло бы своим чередом…
— Это верно, — согласился Майкл. Он сделал глоток из собственной чашки с крепким кофе. — Вы бы все еще были в Германии, работая на нацистов против воли. Прекрасное будущее, не правда ли? Создавать для них оружие. А вы ведь создаете оружие, я не ошибаюсь? — Майкл знал, что Вессхаузер был оружейным экспертом, но не знал точно, в какой области.
— Я проектировщик, — опустил глаза Пауль.
— Из ваших уст это звучит весьма внушительно, — Майкл наблюдал за тем, как дым дрейфует вокруг Вессхаузера. — Я думаю, что вы все сделали правильно. Раз вы чувствовали, что руки нацистов — это не те руки, в которых должно было оказаться ваше детище, можно сказать, что выбора у вас не было. И риск, на который вы пошли, требовал большого мужества.
— Видимо, я должен гордиться собой за убийство такого количества людей. И в конце концов, я убью свою жену, дочь и сына, — Вессхаузер нервно улыбнулся, и в этой улыбке не было ни намека на веселье. — Потому что ничего другого их не ждет, — он вновь прикурил сигарету. — Я ходил капитану Бушену и просил, чтобы он сдал нас. Вы знаете, что он мне сказал?
— Нет. Что?
— Он сказал, что не допустит, чтобы его команду отдали, как овец, на заклание. Он сказал, что они умрут, как подобает мужчинам, чтобы те, кому уже пришлось пожертвовать своей жизнью, погибли не напрасно. Нет, он не собирается сдавать нас. Я стоял перед ним и умолял, но он сказал, чтобы я убрался от него подальше сейчас же, пока еще могу сделать это на своих ногах.
— Хороший совет, — сказал Майкл. Он знал и другую часть этого: Гюстав Бушен и сам отчасти считал себя мусорщиком в сравнении с аристократом Мансоном Кённигом, и осознание этого частично подстегнуло самоотверженность капитана «Софии». Майкл поймал себя на мысли, что смотрит на то место, где умер Энам Кпанга. Ему казалось, что он до сих пор видит там кровь африканца, хотя швабра давно справилась с этим пятном насилия, а тело обернули в брезент и предали морю.
— Моя дочь сказала мне, что вы говорили с ней, — Вессхаузер поправил очки, словно собирался рассмотреть Майкла под другим углом. — Рассказывали ей историю о Вулкане. Она нашла ее очень интересной. Знаете, Мариэль иногда бывает несдержанной…
— Неужели?
— О, да. Дело в ноге, конечно же. И в этом ботинке. Она очень стесняется его и пытается выделиться каким-то образом. Мы с женой… мы делаем все возможное, чтобы не давать ей чувствовать себя плохо, но… вы ведь понимаете… она навсегда останется калекой.
— Хм… — только и сумел выдавить Майкл.
— Это трудно, — с тяжелым вздохом произнес Вессхаузер. — Говорить о таком, когда речь идет о твоей дочери. Говорить о стандартах, когда твой ребенок родился с таким дефектом. Мой собственный отец был перфекционистом. Ярким примером немецкого инженера. Он говорил, что все должно быть гармонично, соответствовать стандартам, и всю жизнь я старался жить по этому принципу. Так что… трудно, когда…
— Когда под эти идеалы удается подстроить не все, — перебил Майкл.
— Да. Трудно, — кивнул Вессхаузер. — А труднее всего приходится самой Мариэль.
— Понимаю, — Майкл допил кофе. Он был готов вернуться к компании Олафа и Билли.
— Но мне мои высокие стандарты подходят, — с жаром произнес Вессхаузер, снова глубоко затянувшись. — Вот, почему они не хотят позволять мне перебраться в Англию. Я знаю, что будет очень скоро. Они не хотят, чтобы мои знания попали в руки британского флота. Они очень дорожат тем, что я знаю о торпедах.