Лестница грез
Шрифт:
– Хватит, Олька, идём «подружимся» с Дитой, раз уж пришли.
В зал мы протискивались веселой гурьбой вместе со всей этой компанией мелких лавочников с их разодетыми женами и прочими домочадцами. Почти у самой двери со строгой контролершей, тщательно рассматривавшей каждый квиток, кто-то дернул меня за рукав.
– Лишний билетик никому не нужен?
– мне нагло улыбался кладовщик с третьего склада общественного питания.
– Опоздал, у нас есть!
– Кто же так осчастливил нашу Венеру Милосскую? Юрка? Молчу, не буду мешать вашему безоблачному счастью, - он даже присвистнул, наверное, от неожиданности.
Мы в этой толчее не вошли, а, подпираемые сзади, протиснулись
Ну и шедевр - здание филармонии! Бывшая одесская биржа, жемчужина архитектуры. Интересно, в какую копейку обошлась вся эта красота купцам и банкирам. Но большую часть публики все это мало волновало. К буфету было не пробиться, как будто народ приехал из голодного края. «Ольга, наши кладовщики первые в очереди, давай попросим их и нам по бокалу шампанского взять», - предложил Юрка. Мы с Алкой отказались. Мужики отлетали от прилавка с полными бутылками и гранёными стаканами. Специально прийти в филармонию, чтобы лакать эту шипучку? А особо прожорливые дамы нервно запихивали в рот пирожные, стряхивая с грудей сахарную пудру.
Глядя на это, Алка мурлыкала: веселится и ликует весь народ, веселится и ликует весь народ.
– По-моему, дорогая сестренка, в своих болоньевых плащах, деревянных бусах и браслетах мы на этом празднике жизни единственные.
А как мы на эти бусы любовались в «Работнице» и в таллинском «Силуэте», как мечтали иметь такие же, они казались нам верхом совершенства. А когда Алка наконец достала бусы чехословацкого производства, были на седьмом небе. Еще бы: самые модные барышни на всём Большом Фонтане. Может, еще кто-то носил такие, но мы не замечали.
Билеты у нас были почти в конце зала, но оттуда хорошо было видно, как публика первых рядов важно и вальяжно рассаживалась по своим местам, продолжая между собой общаться через ряды, стоя демонстрировать свои уши, руки, шеи. От обилия сверкающих гигантских камней на пальцах дам и «котлов» у мужчин с перстнями по всему залу заметались солнечные зайчики, как в цирке, когда под куполом вращается зеркальный шар из кусочков битого зеркала и на арену по стенам цирка сползает снег. Сейчас в филармонии эффект был куда более яркий. Сверкало и благоухало всё. Мы с сестрой забились на свои места и знакомились с программкой, попрятав свои сумки под ноги. Не сговариваясь, не глядя друг на дружку, сняли с шей свои модные деревянные бусы, стянули с рук такие же браслеты.
Краем глаза я всё же выискивала своего кавалера, и когда наконец обнаружила, меня словно током прибило. Я завидела его, протискивающегося по пятому ряду, который уже почти полностью расселся. Юрка как-то чересчур услужливо, как мне казалось, подбрасывая брови вместе с глазками от удовольствия кверху, целовал руки женщинам, что-то лепетал, наверное, расточал комплименты, склонялся над какими-то мужиками, что-то шепча им на ухо, но те быстро отталкивали его от себя. Я чувствовала себя так, как, вероятно, чувствовала и сыграла такую роль Ия Савина в «Даме с собачкой», имея мужа лакея. О, боже, уже не первый раз повторяла я про себя, как хорошо, что Алка, увлеченная чтением программки, этого не видит.
Наконец зал угомонился. Все, что можно, было уже продемонстрировано, только дамы, то одна, то другая, поправляли сзади свои халы, букли, шиньоны и парики ручками, щедро усыпанными колечками. Уже при потушенном свете вернулся наш неотразимый, вероятно, очень довольный произведенным собой впечатлением.
– Столько знакомых, столько знакомых, годами не встречались. Видела?
– Да видела, успокойся, весь твой «парад алле!»
Юрка заткнулся, но всё его тело продолжало ещё поддёргиваться от нахлынувшего счастья неожиданных встреч с нужными людьми, многие, наверное, и не помнят, как его зовут и кто он вообще такой.
Ансамбль «Дружба» превзошла все мои ожидания. Зал ревел, не переставал бисировать, можно даже сказать, бился в истерике в полном смысле этого слова. Что не песня - то каскад счастья на тебя обрушивается. Восторг и браво! От ребят невозможно глаз оторвать. Эстонец особенно приглянулся. Высокий, стройный, элегантный. Голос бархатный, так и льется. А Броневицкий какой блестящий импровизатор! Я не очень-то люблю джаз, а тут завороженно смотрела, как он играл, пальцы бегали по клавишам со скоростью звука. А еще ведь и оркестром дирижировал.
От француженки с ее приятным прононсом вообще с ума сойти. Ничего подобного раньше не слышала. У нас, конечно, тоже были приличные певицы: Нина Дорда, Ирина Бржевская, Капитолина Лазаренко. Гелену Великанову всегда приятно было слушать, когда она приезжала в Одессу. Но здесь было что-то новое, необычное. Когда первый раз вышла на сцену, все обалдели: не неотразимая красавица, но все равно богиня с необыкновенной прической и по-особенному подведенными глазами. Очаровательная статуэтка, фигурка точеная, ножки стройненькие. Во всем чувствовался вкус. Платьица на первый взгляд простенькие, но сидят на ней только так, смотрится в них современно и стильно, хотя совершенно без всяких украшений. Алка водрузила сумку на коленки и стала прямо на программке срисовывать фасоны, выделяя вытачки и окантовочки. Отдельно на листочке помечала цвет вставок, какие пуговицы, молнии. Я тоже лихорадочно старалась делать наброски, что-то успела, но не все, Пьеха каждый раз переодевалась в новое.
Первое отделение пролетело, как одно мгновение. Зал неистовствовал, мы с Алкой даже удивились, что мужчины со своими экзальтированными дамочками не торопились рвануть в буфет. Наш кавалер, как только зажёгся свет, даже не вскочил, а взлетел с места и долго-долго хлопал. Но как только увидел выходящую из зала публику с первых рядов, мигом кинулся за ними. В фойе все чинно ходили по кругу, словно по подиуму, продолжая демонстрировать свои наряды и цацки. На фоне того, что мы только сейчас видели на сцене, это казалось полным уродством. Мы отошли в сторонку и наблюдали. Юрка подбежал к нам, скорее, наверное, для приличия пригласил промочить горло, выпить по фужеру шампанского. Нашему отказу он, несомненно, не скрывая, обрадовался и отчалил к каким-то мужчинам, спешившим на улицу, наверное, покурить. Я с трудом узрела в них до неузнаваемости изменившихся сотрудников с плодоовощной базы.
Неприятнее всего было наблюдать, как они с объятиями и поцелуями приветствовали друг друга. «Аркашенька, здравствуй дорогой, ты с кем, с супругой?» Слизняки паршивые. Как будто бы не они не далее как вчера цапались на работе из-за товара, кому-то апельсины перепали, а кто-то картошкой с капустой утерся, не очень-то на овощах наваришь. И вырывали друг у друга эти билеты, крыли матом почём свет стоит друг друга, разводили сплетни. Нет, эта до сих пор неведомая мне золотая молодёжь Одессы - не мои герои. Не похожи они на Бровкиных, едущих на целину, ни на студенток, с которыми училась в институте. Мои однокурсницы по институту все были приезжими, одесситок среди них не было. Девочки, которые проживали в одной комнате общаги, складывали вместе свои стипендии. Какую-то сумму оставляли на еду, а остальной по очереди пользовались, чтобы купить себе что-то из одежды. А как собирали на свидание! Отдавали свои все самые лучшие вещи, лишь бы подружка приглянулась молодому человеку.