Лестница грез
Шрифт:
– А это кто такие?
– Так, числятся рабочими на складе, зарплату по нарядам сдельную получают, ведут учёт. Ты у себя официально кем числишься? Фактуристом? Поэтому, как дурочка, и получаешь 65 рублей. А они по двести гребут, а то и больше. А делаешь то же самое. Две большие разницы, поняла? Ещё и отвечаешь за отчётность перед всеми. Чуть что не так, возьмут за жопу, а с них, что с гуся вода, они рабочие, какой с них спрос? Это для тех, кто не знает, а на самом деле - доверенные люди. Но я им не завидую: язык уж стерли, так лижут задницу начальникам и света белого не видят. Здесь же круглосуточная круговерть.
Эх, Леня, дорогой мой дядечка, ошибаешься, когда говоришь, что все знаешь. Это еще не все, что рассказала мне женщина. Я чувствовала, она еще не закончила свой монолог, не высказалась до конца. Только переводит дух, чтобы собраться с новыми силами. Из-за туч выглянуло солнышко, давно его не было, мы, не сговариваясь, подставили лицо его лучам. Они светили, но не грели, поздняя осень все- таки. Так захотелось весны. Очень люблю эту пору в Одессе, когда все начинает цвести, благоухать, и на море тянет, хотя бы подышать. В конце мая уже и окунуться можно, а в июне пляжи полны приезжими. Когда я понежусь на песочке в Аркадии, с этой проклятой работой накупаться вдоволь не удалось, считай, лето пропало.
– А тебя, думаешь, чего сюда послали, одну? Хвосты за ворюг подчищать, - прервала молчание женщина.
– Сами лет десять тягали, а сейчас в сторонку, наша хата с краю. Вот гады, халявщики. Ты думаешь, всё по-честному, акты на списание привезла и у тебя их примут? Разбежалась, никто не примет, даже не мечтай. Сами материалыцики должны приехать и решить все вопросы, а они спихнули на новенькую неопытную. На полгода тебе этой беготни со всеми сверками-проверками. Поняла?
Я уже это и без неё поняла, просветилась на всю катушку. Как бы теперь поскорее вырваться из этой клоаки? Выяснилось, не так-то просто смотаться, если городским транспортом. Сначала через калитку в заборе, а затем вдоль него и железнодорожных путей выскакиваешь до шоссе, там ждешь рейсовый автобус, который ходит очень редко, а может, и вообще не быть, и доезжаешь до заставы. Но бухгалтерша отсоветовала, место шпанистое, окраина, одной лучше не рисковать, дождаться и со всеми уехать на «Интуристе», да и калитка может быть заперта, ее в определенный час специально открывают.
– Слушай, а тебя же с Хуторской привезли? Топай на проходную, вдруг кто-нибудь из шоферов туда едет или в центр, подхватят. Нет, все-таки оставайся здесь, вместе поедем, - новая моя знакомая оценивающе оглядела меня, - я бы свою дочку не пустила. Ты спешишь?
Хочешь чайком угощу, потом сходим отоваримся. Работяги схлынут, нам ещё что-нибудь подбросят: сырку голландского, колбаски хорошей, сладенького. Если денег нет, я одолжу, завтра вернешь, всё равно тебе сюда переться. О, лёгок на помине, наш главный приехал, спрячься, он не любит, когда мы по территории шастаем.
– Так обеденный же перерыв сейчас. Ну и жизнь, правильно говорят на Хуторской, что на Кагаты ехать только по приговору суда. Сплошные страшилки.
Только поставили вскипятить чайник, как меня позвал главный бухгалтер и опять двадцать пять: обработка по всем правилам. Так и чаю попить и прикупить что-то вкусненькое в буфете мне не удалось. Главбух не унимался, потащил меня наверх к начальнику отдела кадров. Этот товарищ, судя по всему, уже хорошо принял на грудь, и разобрать было невозможно, что он вообще говорит. Потом я минут двадцать ждала в коридоре, измеряла его шагами, от волнения, что ли. И вдруг по лестнице поднимаются тётки с полными сумками, явно из буфета, и среди них та самая грудастая фурия из планового отдела.
– А тебя сюда каким ветром занесло?
Я на ходу объяснила, что привезла на списание акты по мало- ценке и прочим, давно подлежащим списанию материалам.
– Идём к нам!
Так я попала первый раз в плановый отдел. А эта Лилия Иосифовна, оказывается, совершенно нормальная тётка и совсем ещё не старая, такая, как моя старшая сестра. О том, что мой склад закрыли, они знали. И посоветовали не проявлять бурную деятельность. Хвосты чьи, материалыциков? Пусть у них голова болит. Слово в слово, как наставляла эта бухгалтерша. И вдруг Лилия Иосифовна меня спрашивает:
– А не хочешь к нам в отдел, у нас вакансия есть, экономист в декретный отпуск ушла. Решайся, а то свято место пусто не бывает. На кой черт тебе эта бухгалтерия? Видела, что там делается? У тебя в дипломе что написано?
– Экономист.
– То, что надо. Пойдём к нашему начальнику планового отдела, - даже не дав мне пикнуть, потянула в соседний кабинет.
За столом сидел мужчина лет так слегка за сорок, невысокого роста, явно привычной одесской национальности, рыжеватый, начинающий седеть и лысеть. Довольно игриво осмотрел меня со всех сторон и, смеясь, то ли спросил, то ли съязвил: кто к нам пожаловал? Сама Венера Милосская удостоила такой высокой чести.
Внешне это был Лейбзон номер два, все те же манеры, шуточки- прибауточки, но добродушные, и сам он не вызывал того животного страха, который люди испытывали перед Лейбзоном. И ещё он удивительно был чистоплотен. Всё на нём сверкало чистотой, начиная от ногтей на руках, заканчивая надраенными туфлями. И оба эти кабинета были просторными, светлыми, окна заставлены цветами, воздух свежий, дыши, наслаждайся.
Лилия Иосифовна тоже заулыбалась до ушей, словно приняв эстафету от своего начальника:
– Как вы считаете, нам такой кадр не помешает?
– Так зъив бы вин зъив, так хто ж ёму дасть?
– Ну, вы и дайте, а так красотка вообще упорхнёт, жалеть будете. А вообще, серьёзно, конец года, столько работы, я за неё ручаюсь. Она молодец, такой объём на транзите делала. Вы же сами её хвалили.
– Не отказываюсь, особенно раки мне понравились, потом лягушки и томатная продукция.
– Но вы же сами все время повторяете: не ошибается тот, кто ничего не делает. Её сейчас сосватают в бухгалтерию, и останемся мы с носом. Главбух кадровика за горло взял, сидит, не выползает из его кабинета. Так что, если надумали, поторапливайтесь.
Я стояла как дурочка, без меня меня женили, нет, замуж поспешили выдать. Все решили распоряжаться моей судьбой по собственному желанию. Никто даже не подумал спросить: а хочу ли я вообще здесь работать? Чтобы я тащилась каждый день за город и сидела здесь безвылазно целый день? Кому это надо? Принимают не принимают, по большому счёту, мне до сраки эти акты, так покручусь еще немного - и поминайте как звали. Поскорее бы эту проклятую трудовую книжку получить, а там - чао! гуд бай! до свидания!