Лестница из терновника. Трилогия
Шрифт:
Отец тряхнул Н-До за плечо, выдернув из мира грез. Н-До очнулся, обнаружив, что Господин Эу-Рэ, стоя вплотную к нему, уже с минуту чего-то требует, шмыгая носом.
– Ты слышишь?!
– сипло взывал он.
– Я должен узнать, как вышло, что этот поединок...
– Неучтиво дышать людям в лицо, - сказал Н-До, отодвигая Эу-Рэ лезвием меча.
– А тыкать в старших обнаженным оружием - учтиво? Тем клинком, который только что оборвал жизнь?!
– Уверен ли ты, что хочешь узнать?
– спросил Н-До устало. Ему страшно не хотелось врать снова, но правда прозвучала бы слишком жестоко не только для Смотрителя, но и для Лью. Гости пялились в рот,
– Всё было грязно. Я поссорился с Ляном на обеде, потому что он дурно отзывался об аристократах крови. На обеде же я познакомился с Лью. Потом мы болтали, было весело... мы понравились друг другу... Лян увидел нас вдвоем и сходу оскорбил меня, а Лью сказал, что считает его своей собственностью и сделает наложницей, когда я буду мертв... это уже после того, как Лью вызвал меня на поединок. Ты доволен?
– Старший Щенок А-Нор бегал за Ляном, высунув язык!
– процедил Эу-Рэ сквозь зубы.
– С чего бы ему вызывать тебя?
– Ты лучше меня знаешь, что произошло?
– Н-До едва справлялся с отвращением.
– Так удовлетворись и не смей отзываться в таком тоне о моем трофее. Я женюсь на ней.
– Как бы не так!
– воскликнул Смотритель.
Н-До взглянул на Мать - и напоролся на её взгляд, как на нож, но она молчала.
– Я не должен больше ничего объяснять, - сказал Н-До.
– Это меня унижает. Но знай, если хочешь знать: я понял из разговора с Лью, что Лян - самовлюблённая дрянь, которой плевать и на дружбу, и на любовь. Такие люди легко предают - разве Лью можно было верить Ляну?
– Молчи, ты не смеешь унижать мертвого!
– рявкнул Эу-Рэ.
– И эта дешёвка не смеет его порочить!
– Довольно, - сказал, наконец, Отец.
– Я слышал достаточно. Этот дом мы покидаем. Поединок состоялся, больше у нас нет никаких обязательств.
– Ты, Сноб Л-Та, потерял всё, что мог бы иметь!
– ненавидяще проговорил Эу-Рэ.
– Зато честь при мне, - холодно сказал Отец.
– Сын, Жена, настало время уйти. Я благодарен Господину Эу-Рэ за радушный прием. Если бы Господин Смотритель вел себя, как подобает Мужчине, мое удовольствие было бы полнее.
– Как говорится, сердце аристократа - камень, покрытый изморозью, - выплюнул Эу-Рэ.
Отец ничего не ответил. Отец, Мать и Н-До прошли между гостями, проводившими их взглядами, но не спешащими расходиться, и направились к коновязям.
Возле конюшен, в стороне от дороги, Лью лежала на ворохе кафтанов. Чуть поодаль сидел её безобразный паж, а рядом, на траве, устроился Второй; похоже, он беседовал с Лью, и это вызвало у Н-До сложную смесь радости и ревности. Громадный мужик с нелепым именем, который прислуживал Лью, больше напоминал не человека, а горную обезьяну без шерсти; его лицо состояло из одних углов, длинный нос и широченный подбородок с ямкой выдавались вперед, а светлые глазки смотрели из узеньких щелок - но при этом, общаясь с Лью, он вел себя очень заботливо и бережно. Н-До он, скорее, нравился - забавно видеть трогательную нежность на такой грубой морде. Но Мать брезгливо поморщилась, а Отец, подойдя и глядя на Лью и мужика сверху вниз, сказал:
– Ты... как тебя? Надеюсь, тебе не понадобится помощь? Отвези свою Госпожу домой. Пусть её мать напишет письмо. Если она нуждается в деньгах...
– Отец, ты не спросил меня, - сказал Н-До, чувствуя, как горят щеки.
– Женщине нечего делать в доме матери. Это - моя женщина. Её место в моем доме.
Мать взглянула на него с улыбкой бесконечного удивления.
– Солнечный огонь, прошу тебя, остынь, - сказала она ласково.
– Я понимаю, ты впервые получил свой трофей целиком, теперь ты занят мыслями об этой женщине - но ты ведь её не знаешь. Ты возмутился мыслью о том, что твой Официальный Партнёр - сын Всегда-Господина, как же ты миришься с мыслью, что хочешь взять в дом незнакомку? Женщину сомнительной репутации? Из свиты этого Ляна? И - кажется, они дружили, об этом говорят все. Ты уверен, что они не договаривались о поединке?
Лью сжалась в комок и закрыла руками лицо. Н-До сжал кулаки - и Второй поднялся с травы с таким выражением лица, будто слова Матери его оглушили.
– Это - мой трофей и моя женщина. И я не подлец, - сказал Н-До тихо.
– И не уверяй меня, будто жалеешь, что я не убил её.
– Жалею, - сказала Мать, продолжая улыбаться.
– Жалею, что ты убил Юношу Яо и Юношу Ляна, а в этом поединке у тебя случился приступ нежности.
– Госпоже нравятся убийства?
– спросил безобразный мужик.
– Доставляют удовольствие?
Мать потеряла дар речи, глядя на него, как на заговорившую лошадь.
– Благородный Господин, - сказал мужик Н-До с теплом, какое обычно обращают к собственным детям, - ты же не позволишь своей высокорождённой родне погубить девчонку, которая только в том и виновата, что влюбилась? Правда?
– Конечно, - сказал Н-До, глядя на Мать и Отца.
– Глупости, - сказал Отец.
– Раньше никому из молодежи не приходило в голову рубиться на остром оружии с первым встречным, да ещё настолько терять голову, чтобы так заканчивать поединок. И если какой-то авантюристке до такой степени хотелось измениться - надеюсь, она сможет насладиться метаморфозой в одиночестве. О чести тут говорить не приходится.
– Это был честный бой, - сказал Н-До потускневшим голосом.
– А это уже и неважно, - сказал безобразный мужик и осклабился.
– Господин Старший Сын Л-Та, ты спрашивал, далеко ли Госпожа живет? На самом деле, тут рукой подать. Поехали. Госпожа А-Нор обрадуется, а Госпожу Лью никто не будет мучить. В поместье А-Нор нет любителей мучить тех, кому и так больно.
– Отлично, - сказал Н-До, у которого с души свалилась глыба острого льда.
– Поехали. Я возьму Лью в седло... как-нибудь устроимся, чтобы ей было полегче. А свадьбу справим в поместье А-Нор. Будет смешно.
– Ещё бы, - ещё шире осклабился мужик.
– Князя с княжной родственники из дома выгнали, а баронесса их приняла. Все животики надорвут.
– Я с вами, Старший, - вдруг сказал Второй.
Бледные щеки Матери вспыхнули так, что это стало заметно даже в темноте.
– Ты шантажист, северный ветер.
– Лью - мой истинный партнёр, - сказал Н-До.
– Я больше не стану слушать ни тебя, ни знаки судеб - всё время выходит ложь. Ди умер, но Лью жива.
– Никаких скандалов и позора, - сказал Отец с неприязнью.
– Мы едем домой. Ты добился.
– Но моя камеристка не станет сидеть с твоей девкой, - сказала Мать.
– Я ей не позволю. Пусть твоя Подружка-Сходу ломается сама, как знает. Если метаморфоза убьёт её - я буду думать, что такова воля Небес.
– Не беспокойся, Господин, - сказал мужик, которого игнорировали напоказ, но отлично слышали и принимали к сведению его слова.
– Я буду сидеть с ней. И умереть ей не дам.
– Ник - горец, - прошептала Лью, - он знает травы.
– Дождусь ли я счастливого момента, когда мы покинем этот вертеп?!
– воскликнула Мать в отчаянии.