Лестница из терновника. Трилогия
Шрифт:
Вооружены все, но некоторые имеют преимущества.
Командир местных спецов, тихий убийца с седой косой и в неяркой одежде, приказывает вполголоса:
– Отдайте оружие и следуйте за мной.
Я улыбаюсь и отдаю тесак, хотя мне страшно не хочется. Ар-Нель, бледный и с синяками под глазами, медленно качает головой:
– Господин Офицер, вы не можете приказывать аристократу из Семьи Ча расстаться с мечом. Я клянусь тенями предков, что мой клинок не покинет ножен без особого позволения Государя.
– Не припомню, чтобы вы добивались аудиенции, Господин Ча, - усмехается
– Сегодня вышла странная ночь, а день наступил просто невероятный...
– Господин Офицер, - продолжает Ар-Нель, еле справляясь с волнением, - я выполнял просьбу Официального Партнёра Государя. Вы считаете, что я мог отказаться?
Седой медлит. Я понимаю, о чём он думает: как знать, что будет через десять минут? Ра может стать Государыней, может быть убит, может быть обвинён в государственной измене... совершенно взаимоисключающие пункты!
А в приёмной выясняют отношения; я не разбираю слов, но слышу голос Ра - Принц на него не кричит, Принца почти не слышно. Я замечаю, что все прислушиваются - но ни гвардейцам, ни нам с Ар-Нелем не очевидно, чем там может кончиться.
Седой хмурится, прищуривает глаза, думает... наконец, делает вывод:
– Пройдите в гостиную.
Высокий мальчик с глазами дракона возвращает мне тесак, который я с некоторым облегчением забираю и цепляю к ремню. Нас провожают в уютный зал, расписанный по бледному шёлку лиловыми ирисами - не убирая пистолетов. Отсюда ничего не слышно; мне становится тревожно. Мы с Ар-Нелем входим, садимся на фигурно плетёную из каких-то упругих стеблей циновку - а напротив нас, у дверей, шагах в пяти-шести, останавливается парочка гвардейцев и делает вид, что рассматривает кремни и вообще - проверяет оружие. Что сделаешь?
Ну, вообще-то, мы ни бежать, ни драться и не собирались. Не сговариваясь, делаем безмятежные мины.
– Господин Офицер, - говорит Ар-Нель, пытаясь держаться светского тона, - не будет ли излишне неучивым попросить чашку чок?
Седой шепчет пару слов бело-чёрно-красному лакею. Тот исчезает.
– Боишься, Ар-Нель?
– спрашиваю я тихонько.
Он поднимает на меня глаза.
– Боюсь за Ра - и боюсь собственной беззащитности. Тюрьма страшнее смерти. Видишь ли, Ник, пока со мной меч Семьи Ча, я совершенно спокоен - но если его не будет...
– Хочешь остаться мужчиной?
– спрашиваю я.
Ар-Нель досадливо морщится.
– Хочу остаться человеком. Вероятно, тебе это будет непросто понять... статус тела менее важен, право, чем статус души. Дело не в том, что с тобой произойдёт, Ник. Дело в том, как это случится. К примеру, шансы Ра победить равны нулю, ты и сам видишь; но ведь нам было необходимо прийти сюда, верно?
Я мотаю головой, оглядываюсь на наших конвоиров, спрашиваю шёпотом:
– То есть, ты считаешь, что Ра не справедливость восстанавливать пришёл?
– Он ещё очень юн, - говорит Ар-Нель в полный голос, пожимая плечами, - но он вовсе не дурачок. Я думаю, он вполне понимает, что его выбор - между смертью и метаморфозой.
У меня окончательно заходит ум за разум.
– Погоди, Ар-Нель, - говорю я.
– Тогда какой во всём этом смысл вообще? Если Ра всё равно морально готов измениться и стать женой Принца...
Ар-Нель смотрит на меня со снисходительной жалостью.
– Может, ты и демон, Ник, - говорит он, усмехаясь, - но душой - плебей. Надеюсь, ты понимаешь, что смерть - это тоже выбор?
– Он мог и дома зарезаться, - возражаю я.
– Это хорошо, по-твоему?
– Это был бы поступок отчаяния, - говорит Ар-Нель. У него есть особенный тон, вроде того, каким разговаривают с маленькими и отроду бестолковыми детьми - подчёркнутого горестного терпения; этот тон за две минуты выводит из себя почти любого нги-унг-лянца. Даже меня раздражает.
– Быть убитым на поединке - особая смерть. Не просто смерть. Проявление любви, а не желания самоуничтожиться...
– Он притащился сюда, чтобы Принц мог его убить?!
– Сделай ударение не на "убить", а на "мог"... Мне страшно любопытно, откуда ты взялся, Ник. Иногда мне кажется, что ты свалился с неба...
Знал бы ты, насколько прав... и насколько я порой чувствую себя свалившимся с вашей маленькой зеленоватой луны - Ока Ночи...
Я уже собираюсь ответить, как вдруг до нашего уединённого приюта доносятся громкие восторженные вопли. В гостиную влетает взъерошенный лакей, сдирая с себя чёрно-красный шарф:
– Государь победил в поединке! Слава Государыне!
Суровые лица гвардейцев расцветают, они улыбаются нам.
– Слава Государыне!
– радостно вопит мальчик с глазами дракона.
Второй гвардеец отвешивает нам поклон и сует мушкет в кобуру. Седой убийца в сопровождении толпы челядинцев вламывается в место нашего заточения:
– Уважаемый Господин Ча!
– возглашает он со смущенной неумелой улыбкой.
– Государыня изволила вас отметить. Она желала вас видеть, вас - и Господина Ника.
Ар-Нель встаёт и идёт сквозь толпу с непринуждённым видом, я следую за ним. Аристократы склоняют головы; на полу под ногами - чёрно-красные шарфы и ленты, их топчут, как мне кажется, слегка демонстративно.
В такой радостный день траур должен быть срочно закончен.
В королевской опочивальне - толпа. Два лакея поспешно застилают громадное ложе ярко-красным шёлком, а Принц держит Ра на руках - и Ра в таком же красном шёлке, в широком одеянии, вроде халата. Принц опускает Ра на ложе; у Ра - лицо бледное, губы искусаны, румянец пятнами и глаза светятся, но ни малейшей тени страха, стыда или хоть печали.
Я пытаюсь определять статус челядинцев по одежде и поведению. По моим выкладкам, рядом с Принцем и Ра - лейб-медик, церемониймейстер, синие смотрители - смотритель Дворца, наверное, смотритель Столицы и ещё какой-то смотритель с фениксами на подоле... чуть дальше - кто-то из старших родственников с собачьей головкой на эфесе и в трауре, на который уже накинули весёленький вышитый плащ, бледная немолодая женщина в королевском орнаменте, грузный и жёсткий, наверное, маршал, с лицом в рубцах, в кирасе под широченным камзолом... Вид у всей этой шикарной публики, как у детей на новогоднем утреннике, когда появляется Дед Мороз: "Слава Государыне!" - искренняя радость. Аристократы преклоняют колена перед ложем, пожирая Ра глазами.