Лестница к звездам
Шрифт:
— Зачем?
— Сейчас все поймешь. — Он вел меня куда-то сквозь заросли люпина и ромашек. В неярком свете луны палисадник Космачевых казался необычным и таинственным. Все, кроме одного, окна были темными. Мы обошли прямоугольник света на траве, зашли в тень от куста сирени.
— Я подниму тебя, а то ничего не увидишь.
Димка взял меня за талию и оторвал от земли.
— Не вижу ничего, — пожаловалась я. — Там тюлевая занавеска.
— Смотри налево, в щелку.
Я устремила взгляд в обозначенном Димой направлении и едва удержалась, чтоб не вскрикнуть.
Юрасик
— Ну что?
Димка осторожно опустил меня на землю.
— Юрасик… меряет перед зеркалом парик. Совсем голый.
Димка прерывисто дышал. Наверное, во мне был далеко не бараний вес.
— Он уже целый час так стоит. Я сидел на клене и смотрел в бинокль.
— Зачем ему этот дурацкий парик? — недоумевала я. — Может, он собирается поступать в театральный?
— Он сказал мне, что ему хочется побыть какое-то время женщиной. Это когда мы ходили вдвоем в кино, помнишь? Он тогда тоже надел этот парик и накрасил губы.
— О Господи! — Я вдруг почувствовала, что подо мной плывет земля. — Я не хочу, чтобы Юрасик был женщиной.
Тут я отключилась и, похоже, надолго. Очнулась на диване в столовой у Космачевых. Возле меня хлопотала бледная, не похожая на себя Анжелика Петровна.
— Ларочка, дорогая, тебе совсем худо, а? Моя бедная девочка, ты вся пылаешь. Зачем ты встала с кровати? Вы с Димочкой хотели проведать Юрасика, да? Но его нет дома. Он поехал к бабушке — повез ей лекарство и продукты. Бабушка заболела и попросила…
— Зачем вы лжете? — сказала я, испытывая отвагу человека, только что побывавшего, так сказать, за гранью жизни. — Мы с Димкой видели, как он…
Я закрыла глаза и простонала, с трудом удерживая позыв к рвоте.
— Бедная, бедная девочка, — ворковал надо мной начисто лишенный сострадания голос. — У нее что-то с готовкой случилось. Я дам тебе сейчас таблетку…
Я почувствовала, как мне в рот суют какую-то большую горькую таблетку. Я замотала головой и крепко стиснула зубы. На мое горло легла холодная рука. Пальцы были жесткими и безжалостными. Я захрипела и стала проваливаться в кромешный мрак.
— Что ты делаешь? Убери руки! Оставь ее! — донесся до меня чей-то истошный крик Потом и его истошный крик.
Я пришла в себя в своей комнате. Точнее, увидела свет и поняла, что жива. Голова была пустой и невероятно тяжелой. Я с трудом подняла веки и увидела Димку. Он сидел на краю кровати и корчил мне какие-то странные рожи.
Потом я увидела бабушку и Лидию. Они сидели на стульях и напряженно смотрели на меня. Наконец я увидела маму. Она кинулась ко мне и забилась в истерике на моей груди.
На следующий день мы были готовы к отъезду. Маме с трудом удалось достать два плацкартных места в каком-то проходящем поезде.
— Больше никогда не отпущу тебя о ну, — приговаривала она, обрабатывая какой-то мазью рану у меня на затылке. — Ужас какой! Да от таких травм можно на тот свет отправиться, не то что бредить.
— Я не бредила, мама, — вяло возразила я.
— Конечно, нет, доченька. — У мамы был принцип не спорить со мной. Ее вечные поддакивания раздражали и оскорбляли меня до глубины души.
— Но я, правда, не бредила, мамочка.
Я чувствовала, что вот-вот расплачусь, раскисну, рассыплюсь по всем швам.
— Да-да, доченька.
— Если не веришь, спроси у Димки.
— Что спросить?
Мама смотрела на меня недоуменно.
— Что я видела это на самом деле, Димка сам мне это показал. Анжелика Петровна пыталась дать мне какую-то гадость. Да ты спроси у Димки.
— Он сказал, у тебя была высокая температура с бредом. Ты вылезла через окно и спустилась по дереву в сад. Он с трудом поймал тебя. Ты стала вырываться, упала и рассекла о камень…
— Я упала с Аиды, мамочка. За несколько дней до своего так называемого бреда.
— А кто такая эта Аида?
— Лошадь. Димка привел лошадь, и я занималась на ней акробатикой.
Я чувствовала, что силы оставляют меня. Мною овладела апатия. Я закрыла глаза и в бессилии заплакала.
В тот вечер мы с мамой уехали в Москву.
Помню, я не поехала на похороны бабушки, которая умерла внезапно, ничем до этого не болея. Мама рассказала, что Антонида обнаружила ее в чулане со старьем. Бабушка лежала на боку, зажав в руке какую-то изъеденную молью шаль. Врачи не смогли вернуть бабушку к жизни — она пролежала трое суток в больнице и умерла, так и не придя в сознание.
— Инсульт, — рассказывала мама. — Я всегда говорила, что она ведет неправильный образ жизни. Нельзя в ее возрасте ложиться в два часа ночи и вскакивать в половине шестого.
Мама была обижена. Согласно завещанию, бабушка оставила дом Димке. Но он переходил в его собственность только после смерти Лидии. Мне, как выразилась мама, не досталось даже скорлупы от выеденного яйца. В адрес отца полетели упреки.
— А ведь ты была ей такой же внучкой, как и Дмитрий, — часто повторяла мама, пытаясь вбить в мое сердце острый гвоздь обиды. — А папочка твой настоящий дурачок: нет чтобы оспорить завещание, — напился на поминках и стал целовать подряд всех баб. Горбатого могила и та не исправит, — перефразировала мама известную русскую пословицу.
— Но ты же сама говоришь, в завещании оговорено, что я могу приезжать когда захочется и гостить сколько угодно, — возражала я.
— Я не хочу, чтобы моя единственная дочь жила на птичьих правах в доме своей родной бабушки, — парировала мать. — Без их милостей как-нибудь обойдемся.
Гвоздь все никак не хотел входить в мое сердце, несмотря на ее старания. Она чувствовала это и заводилась еще больше.
Однажды я уже было совсем собралась к Измайловым. Лидия аккуратно посылала мне открытки, поздравляя с днем рождения, Новым годом, майскими праздниками, и в каждой звала в Н… Я собралась поехать туда вопреки маминому недовольству, но судьбе это было неугодно. Куча всяких мелочей, в том числе сломанный палец, вынудила меня остаться дома.