Лестница к звездам
Шрифт:
Димка остановил машину под старой корявой вербой.
— Пошли, — сказал он, распахнул мою дверцу и подал мне руку. — Ты правильно сделала, что надела джинсы — придется лезть через стену.
В результате довольно сложных маневров мы очутились возле одноэтажного строения из серого камня. Зарешеченные окна светились угрюмо и отчужденно.
— Здесь. — Димка подошел к решетке, закрывавшей единственное темное окно, легко вынул металлический прут. — Давай руку.
Мы шли по темному коридору,
— Морг, — шепотом пояснил Димка. — Сюда со всего города свозят бесхозных мертвецов. Не бойся — они самые тихие люди.
Он открыл какую-то узкую дверь. Я увидела узкую железную кровать под тусклой голой лампочкой. На ней сидел Юрасик в грязной белой рубашке до пола. Он смотрел на нас и улыбался. Я не сразу догадалась, что эта улыбка была неотъемлемой чертой его теперешнего состояния.
— Узнаешь? — Димка сел на кровать и взял Юрасика за руку. — Она совсем не изменилась, правда?
Все так же легка и прекрасна,
Но не для меня,
Кокетство и нежность напрасны,
Если они для меня.
Юрасик смотрел на меня, не моргая. Он, конечно, изменился за те пятнадцать лет, что мы не виделись. Волосы заметно поредели.
— Я добился, чтоб его перевели в отдельную палату, — сказал Дима. — Это стоило целого состояния. Старый Мопс не хотела пальцем шевельнуть.
— Она не виновата, Митя. Не надо судить слишком строго ближних, — сказал Юрасик, все так же не спуская с меня немигающего взгляда. — Правда, Мурзик?
Я вздрогнула. Я и не предполагала, что Юрасику известно прозвище, которое дали мне в раннем детстве родители. Здесь меня никто так не называл.
— Ты удивилась, что я это знаю? Но у тебя на лбу написано, что ты Мурзик. Ты только что так про себя подумала.
— Ты умеешь читать мысли?
— Нет. Это не то, что ты думаешь. Это называется про-ник-но-вение. Я проникаю в твой мозг вместе с кровью.
— Ты все знаешь про меня?
— Я не хочу знать про тебя все, Мурзик. Ни тебе, ни мне это ни к чему.
В его глазах были мудрость и страдание. Если б не эта ухмылочка…
— Да, если б не она, — вдруг сказал он. — Это насмехается надо мной моя плоть. Ведь я так и не сумел ее обуздать.
Меня охватил мистический ужас. В следующую секунду я испытала жгучую жалость к Юрасику. Я редко испытываю это чувство — я придерживаюсь точки зрения, согласно которой люди получают то, что заслужили.
— Бежим отсюда! — Я схватила Юрасика за руку и потянула. — Уедем в Москву! Там тебя не найдут.
Улыбку на его лице сменила гримаса скорби. Одну маску — другая.
— Не хочу. Там люди. Много людей.
— Ты будешь жить один. У нас на даче. Мы бываем там несколько раз в году.
— Нет. Я не готов к переменам. Пусть все остается как есть.
— Но ты не выдержишь долго. Бежим! Димка, хоть ты скажи ему, — с жаром уговаривала я.
— Он не хочет. Ему здесь хорошо. Как ты не поймешь, что ему здесь хорошо!
На лице Юрасика снова появилась улыбка. Он смотрел на Димку. В его взгляде было обожание.
— Может, он хочет к тебе? Возьми его к себе, Димка.
— Куда? У меня у самого нет угла.
— Но дом записан на тебя, — возразила я. — Ты его хозяин. Таково было желание… бабушки.
Я чуть не сказала: твоей матери. Я внезапно поняла, что многие Димкины беды, в том числе какая-то неопределенность желаний и нерешительность, происходят оттого, что он считает матерью свою родную сестру. Я не могла объяснить это с научной точки зрения. Здесь требовался ум Зигмунда Фрейда.
— Нет. Мать будет против. Она боится Анжелику Петровну.
— Глупости! Из-за того, что вы все как огня боитесь так называемого общественного мнения, то есть провинциальных сплетен, Юрасику придется гнить в психушке. А ведь ты говорил, что любишь его.
Лицо Юрасика постарело прямо на глазах.
— Ты, правда, это говорил? — Он несколько раз часто моргнул.
— Да, — ответила за Димку я. — Он любил тебя с самого начала.
— Это правда? — с еще большим недоверием спросил Юрасик.
Димка молчал. Он стоял, опустив голову, и я не могла видеть выражения его лица.
— Правда, — снова ответила за Димку я.
Юрасик вздохнул с каким-то птичьим присвистом.
— Не надо, чтобы я это знал. Лучше не надо… — Он поднял глаза и посмотрел на меня. — Я тогда хотел пригласить тебя, Лара, загорать со мной на балконе. Нагишом. Ты бы не пришла.
— Нет.
— А Дима пришел, но пошел дождик. Дождик нам все испортил. Мне пришлось надеть парик и пригласить Диму в кино. Из-за дождя мое приглашение загорать нагишом на балконе стало бессмысленным. Если бы не дождь…
«Он тронутый, — подумала я. — Ни одна мать не способна засадить в психушку собственного сына только из-за того, что он хочет быть «голубым».
— Я надел парик. Чтобы в нашем походе в кино был какой-то смысл. Мне понравилось ходить в парике. Он защищал меня от злых глаз. От злых глаз у меня появлялись на коже ссадины и кровоподтеки.
— Я тоже их боюсь, — пробормотал Димка.
— Когда человек меняет наружность, его внутреннее состояние тоже меняется. Парик приносил мне спокойствие. — Юрасик капризно скривил губы. — Отдайте мой парик. Зачем вы забрали у меня парик?