Лестница к звездам
Шрифт:
Я услышала шаги в столовой и поспешила спрятаться за угол. Дверь открылась. Димка прошел совсем близко от меня, на ходу натягивая перчатки. Через минуту заработал мотор его машины.
Я поднялась на цыпочках к себе и легла поверх одеяла. Итак, мои подозрения по поводу «голубизны» Юрасика оправдались. Меня это уже не волновало — в Москве у меня были среди «голубых» друзья. Я давно смирилась с тем, что моя так называемая первая любовь была подарена «голубому». Но я утешала себя: в ту пору Юрасик еще не был «голубым». Его колебало
То, что с «голубизной» оказался и Димка, странным образом поразило меня. Я лежала и прокручивала эту информацию в башке, как вдруг услышала, что по лестнице кто-то поднимается. Открылась дверь, и я увидела Лидию.
— Не спишь?
У нее был тусклый голос.
— Нет. Посиди, если хочешь.
Она села в кресло напротив.
— Ты ничего не слышала?
— А что случилось?
— Димка заезжал. У него все в жизни кувырком. Я хочу посоветоваться с тобой.
От Лидии пахло коньяком. Это было так же странно, как если бы от моей матери вдруг завоняло мазутом.
— Валяй.
— Понимаешь… как бы это сказать… ну, словом, Дима мне не сын. — У Лидии заплетался язык. — Это семейная тайна. Не вижу, почему я должна хранить ее после смерти главного действующего лица.
Я открыла рот.
— А чей же он в таком случае сын?
Наступило молчание. Царивший в комнате полумрак казался мне тяжелым, как свинец.
— Миши Орлова. И моей… Боже, это невозможно произнести вслух!
— Напиши на бумаге. Или оставь, как было. Я не собираюсь тянуть тебя за язык.
— Она перевернется в гробу, когда узнает, что это больше не тайна. Она…
— Я все поняла, успокойся. Ловко же вы дурачили нас всех почти три десятка лет. Зачем, спрашивается?
— Позор-то какой, позор! — причитала Лидия.
— Родить ребенка от любимого человека?
— Она изменяла отцу. Она так и не созналась ему в этом. Он думал, Дима его сын.
— Какого же хрена вы тогда устроили эту комедию с твоим материнством? — недоумевала я. — Что, она не имела права родить ребенка от собственного мужа?
— Но ведь ей уже было сорок семь. В таком возрасте женщины не спят со своими мужьями. Это всем известно. К тому же отец был калекой. Ты ведь помнишь, он ходил с палкой и был ниже бабушки ростом.
— А разве для тебя не было позором, как говорится, принести в подоле? Уверяю, о тебе судачили на каждом углу.
— Мне так или иначе не судьба замуж выйти. За мной ухаживали приличные люди — учитель истории, врач-гинеколог, сын архитектора Збруева. Но я с шестнадцати лет знала, что никогда не выйду замуж.
Я была еще больше заинтригована, но старалась не подать виду. Я боялась каким-нибудь неосторожным словом спугнуть Лидию, прервать ее откровения.
— Это у меня по отцовской линии, — продолжала Лидия. — Тетя Эмма, его старшая сестра, тоже осталась в старых девах. Догадываюсь, все по тем же причинам.
Я хорошо помнила величественную и невозмутимо спокойную тетю Эмму, как и сентиментальный рассказ о горячо любимом ею женихе, павшем смертью храбрых в первую империалистическую. Она даже его фотографию показывала. Конечно, это очень романтично — сохранить на протяжении всей жизни верность своей первой любви. Но в тете Эмме не было ничего романтического.
— У меня так и не пошли месячные. Мать хотела отвести меня к врачу, но я сказала, что скорей утоплюсь, чем пойду. Это так стыдно. Потом бы весь город об этом говорил.
— Тебе надо было выйти за того гинеколога. Он бы тебя вылечил.
— Ой, нет! Да я бы с ним за один стол не смогла сесть. Как представлю, куда он заглядывает по нескольку раз на день…
— Почему ты не скажешь Димке, кто его настоящая мать?
— Боюсь. Он очень любил ее как бабушку. Ему будет трудно перестроиться. Я подумаю. Иногда я чувствую себя такой виноватой перед ним. Он считает себя сыном этого алкаша Петухова, и отсюда, быть может, его неполноценность. Дима всегда тянулся к Мише Орлову.
— Так, значит, они с Юрасиком… значит, Юрасик — Димкин племянник и нас троих связывают родственные узы. Может, все случилось так именно потому?
— Дима переедет к нам. У него проблемы с женой, — скороговоркой проговорила Лидия. — Для этого нужна причина, чтобы в городе не злословили. Я заболею. Внезапно. Ты не пугайся.
— Но врач выведет тебя на чистую воду.
— У меня есть знакомый доктор. Давно в меня влюблен. — Ее щеки вспыхнули, она прижала к ним руки. — Пожалуйста, будь поласковей с Димой. И пока ничего не говори ему, ладно?
Я кивнула. В конце концов, это была не моя тайна.
— Едем к нему.
Димка стоял посреди моей комнаты в меховой шапке и перчатках. Я не слыхала его шагов — я очень крепко спала.
— Я… я не готова.
— Юрасик совсем не изменился. Он все такой же наивный и чистый.
— Ладно. Отвернись. — Я быстро влезла в джинсы и свитер, провела щеткой по волосам. — Готово. А если Лидия узнает?
— Доктор вкатил ей реланиум. Она не спала две ночи.
Мы осторожно спустились по лестнице. Его машина стояла за углом.
Город показался мне марсианской пустыней, на которую налетела буря из осенних листьев. Они ударялись о ветровое стекло Димкиного «Ауди» и, словно подбитые птицы, падали на дорогу. Димка вел машину стремительно и резко. Мы выехали за город, свернули направо, ехали какое-то время вдоль глухой кирпичной стены. Я поежилась, вспомнив, что об этом месте ходила дурная слава — здесь когда-то нашли маленькую девочку, изнасилованную извращенным способом, через некоторое время старуху, которая сошла с ума, не выдержав надругательств. За этой глухой стеной был дурдом.