Лестница в небо
Шрифт:
Пока я думал, Митька общипал еще несколько веток и теперь старательно отламывал лысые прутья. Обоим нам нелегко давался этот разговор.
– Я в ПГБ никогда не хотел, – вполголоса признаюсь, – это вы с дедом всегда на одной волне были, а я просто за вами тянулся. Так что с моей стороны конкуренции тебе не будет. – Мой черед собираться с духом. – Митяй, я все сказать боялся, не знал, как ты воспримешь… Я прошение на свой род подал. Как раз в тот день, когда меня взяли.
Митькины глаза зажглись озорным огоньком:
– А Тихон Сергеевич знает?
– Да
– Так это же отлично! Ты счета ему, надеюсь, не сдал?
– Нет, ты что! Это ж твое наследство. Да и что-то вроде блокировки там, похоже, стоит, даже вспоминать неприятно.
– Это хорошо. Значит, слушай и запоминай: счета в Германском и Русском – твои. Считай, это мой подарок тебе, раз ничем другим в жизни не помог.
– Митяй! – Обнимаю брата. – Митяй, мне бы так и так в жизни самому пробиваться пришлось бы. Не бери в голову! За деньги спасибо, конечно, но ты ведь знаешь, что твой дед мне как родной был. И ты мне брат, что бы там ни говорили. И знай, что на меня рассчитывать всегда можешь: чем смогу – помогу. Кто теперь знает, от чего дед меня прятал?..
– Спасибо, Горыныч. Я все боялся, что ты обидишься. А от чего прятал – не знаю. Может, вообще просто мать пожалел? Я ж сам об этом узнал, только когда он умирать собрался.
– Пожалел… Сам-то в это веришь?
– Не знаю, у него же теперь не спросишь.
Есть мне у кого спросить, но это вопрос не сегодняшнего дня. А сегодня ждет меня еще один серьезный разговор. Как бы выдержать его только…
Милославский приехал поздно, уставший. Опять постоянно тер переносицу, но беседу откладывать не стал.
– Ну что, зайка-побегайка, наговорился с братом?
– Наговорился, спасибо. Я могу теперь домой ехать?
– Домой… Хороший вопрос. Дмитрий сказал, что я над ним опеку оформил?
– Сказал. Только я тут при чем? У меня живая-здоровая мать имеется.
– У тебя… Знаешь, стало быть, что вы в роду – приемыши. Только я, как опекун вашего рода, власти над твоей жизнью все равно поболее имею. И власть эта нашим императором подтверждена; или ты и с императорской властью поспорить собираешься? – Ого, сразу с тяжелой артиллерии наступление начал…
– Согласен: с императором не поспоришь. И что же от меня опекуну требуется?
– Не ерничай. Сейчас ты мне как на духу расскажешь, чем два года занимался. И не дай бог где-то соврать… И если ничего за тобой не числится – поедешь в закрытую академию учиться. Аттестат у тебя есть, в школе тебе теперь делать нечего. Как раз с Дмитрием поступишь.
Переглядываюсь с Митькой.
– А ничего, что я не хочу в эту академию ехать? И в ПГБ служить не собираюсь?
Милославский давит на меня тяжелым взглядом:
– А ты собирался всю жизнь бусины в мастерской заряжать? Или наемничать? Вот бы Елизар Андреевич-то порадовался!
Митька
– Чем плохи мои занятия? – Я искренне возмутился.
– Тем, что ими ты и у меня заниматься сможешь! – сказал как отрубил. – И пользу государству и роду приносить станешь, и под присмотром.
– А если я на врача, как мать, собирался выучиться? Что, у нас в империи море целителей стало? – нарочно уточняю у опекуна, хотя давно уже для себя все решил.
– В академии и это преподают. Там еще много направлений имеется, найдется из чего выбрать. А с матерью твоей я поговорю. Только думается мне, возражать она не станет.
Что ж, позиция Милославского мне ясна. И все, как обычно, для моего же блага.
– Тихон Сергеевич, зачем я вам? Ну посадите вы меня на поводок – что я от этого сговорчивей стану? Я никогда не хотел в ПГБ служить, и сейчас не хочу.
– А ты не думал, что в твою дурную голову столько секретов понапихано, и это еще наверняка не все?
Мы с Митькой опять переглянулись.
– Да-да, не считайте меня дураком старым! Что я, не понимаю, что ли, что вы мне не все выложили? И нечего тут переглядываться! Я еще из ума не выжил и не скоро выживу! – После вспышки гнева Милославский какое-то время молчит, а потом устало продолжает: – Да и просто по-человечески пойми меня – я за тебя теперь отвечаю. Только нет у меня времени тобой заниматься. Вот выучишься – сможешь сам тогда своей жизнью распоряжаться, а пока мои требования исполнять будь любезен!
Красивая заманушка. Только вот про то, что на первом же курсе все присягу дать обязаны, – ни слова. Или думает, что в закрытом заведении меня обтешут? Или действительно считает, что там мне лучше будет? Жаль, мысли читать не умею.
– Не пойду я в закрытую академию, Тихон Сергеевич… – тихо, но твердо возражаю.
– И почему же?! – Милославский аж багровеет.
– «Сим указом от 10 июля сего года за способствование процветанию Российской Империи дворянского недоросля Васильева Егора Николаевича перевести в полное дворянское звание с правом основать свой род, дабы воспитать потомков его, к славе и процветанию Государства Российского…» – и далее по тексту; ничего не перепутал?
Слов у Тихона Сергеевича нет. Какое-то время он сидит, лишь открывая и закрывая рот, как рыба, но быстро справляется с собой и отмирает:
– Антон!!! – Ого, вот это рев!
В кабинет влетает помощник Милославского, на ходу готовя какое-то плетение из области жизни.
– Антон, дозвонись в канцелярию, – уже почти спокойно отдает приказ мужчина, – кого хочешь подними, но выясни, кому за последние несколько дней родовые указы подписывали! И есть ли среди них дворянский недоросль Васильев Егор?