Лета Триглава

Ершова Елена

— Бегите! — крикнула та. — Я задержу!

И застонала сквозь сжатые зубы — видно, повредила ногу. Но не сдалась. Выдернув из-за пояса хлыст, описала над головой огненную дугу. Оранжевый сполох выхватил из темноты сгорбленную фигуру, поднявшуюся из ямы — тощий остов, будто собранный из останков Железного Аспида впопыхах и небрежно, щетинился иглами. Сумрачно поблескивал единственный глаз в центре лба.

Одноглазое Лихо.

Плеть высекла искры, звонко щелкнув концом по медной груди — Лихо мотнуло головой и издало

тот высокий, сводящий с ума свист, что слышала Беса еще в яме.

— Рвите рубахи на тряпицы! — крикнула она.

— Что? — Ива не повернула головы и не сбавила шага. Впереди маячила пестрая маковка шатра, а дождь все не начинался, и воздух был плотен и стыл.

— Рвите рубахи и вставляйте тряпицы в уши! Чудище беду свистом насылает! Услышите снова — погибнете!

Ругнувшись, полуденницы принялись на ходу выпрастывать подолы из-под кольчуг. Материя поддавалась неохотно, тесьма цеплялась за пальцы.

— Ножом надо!

Выругавшись снова, Ива вспорола ножом край рубахи и принялась споро комкать тряпицу. Сзади закричала Збара — в том крике смешалась жалоба и злость.

Споткнувшись, Беса покатилась по траве. Веревка натянулась.

— Ах ты, стервь проклятая! — подтащив пленницу к ногам, Ива в несколько взмахов разрезала стягивающую руки веревки. — Что еще ведаешь? Говори!

— Пуговицы бросьте! — задыхаясь, проговорила Беса. — Бросайте, пока Лихо вашу сестру не пожрало!

Лопнув, брызнули пуговицы рубах. Взлетели, поблескивая, в воздух и крупным горохом усеяли степную траву. Единственный глаз Лиха зажегся желтушным светом. На миг отклонившись в сторону, чудище бросилось подбирать блестяшки. Ходили ходуном медные пластины на спине, шестипалая лапа рвала вместе с пуговицами траву и просеивала комья земли.

Ива первой добралась до пищали. Нацелившись, выстрелила в вытянутую морду чудища, от нее отслоились хлопья застарелой ржавчины, а Лихо даже не качнулось.

— Что же, его и пули не берут? — застонала Варна.

Беса промолчала, судорожно закручивая в уши мятую ткань. Она показала Иве три пальца, ткнула по разным сторонам. Полуденница затрясла головой — не понимала. Беса указала на Варну, махнула одесную. Указала на Иву — махнула ошую. Себя ткнула в грудь и побежала к шатру, не обращая внимания на ноющие, исколотые ступни и саднящую боль в руках.

Поняв, полуденницы рассыпались в разные стороны.

У шатра Беса замедлила шаг. В голове толкались темные мысли: свобода была так близко, что только протянешь руку — и ухватишь под уздцы одного из китежских коней. Взлетишь высоко-высоко, куда только Сварговой колеснице путь есть, а там и до неба рукой подать. Там и воля, и новая жизнь, где ни князь, ни боги не указ Бесе.

Она остановилась, переводя дух.

Земля сотрясалась от тяжелой поступи Лиха.

Звучали резкие выстрелы пищалей.

Едва постанывала оставленная позади Збара —

совсем девчонка, ненамного старше самой Бесы. Есть ли у нее родные? Или, может, возлюбленный? Познала хоть кто-нибудь из полуденниц сладость первого поцелуя или горечь утраты?

Заныла, заскреблась тоска.

Вспомнилось отчаяние от мнимого предательства Хорса в Скрытовой Топи. Вспомнила, как спасала Даньшу от гнева Мехры.

Нет. Ничто не оправдает предательства: ни людова соль, ни богатства, ни даже собственная воля. Не из страха перед волхвами, не из-за клятвы богам — себе она не простит, если не попробует выручить тех, кто в помощи нуждается.

Тряхнув волосами, Беса нырнула под полог шатра и принялась рыскать по небогатому скарбу богатырш. Наручи, седла, припасы — все не то. Была бы хоть плошка с людовой солью — бросила бы, как откуп. Такие, как Аспид да Лихо, только на соли и живут, прав был Хорс, а она не верила. Может, был прав и во всем остальном?

Снаружи едва слышно громыхали выстрелы из пищалей — да что Лиху до них? В железе пули лишь вмятины сделают, здесь что-то посерьезнее надобно. Вот если бы найти тайник с порохом, которым пищали заправляют…

Взгляд упал на круглую котомку, притороченную к одному из снятых седел. Сорвав крышку, Беса поняла — нашла.

Задыхаясь, выскочила на воздух.

Тучи ползли, едва не касаясь брюхом земли, но ветер ослаб — на руку.

Обмирая от страха и напряжения, Беса неслась, не чуя земли. Скосив глаза, видела, как Лихо грузно поворачивается к Иве, единственный глаз блестит, точно стеклышко, из мелких трубок вырывается пар.

Чем заманить теперь? Разве что кровью, до нее навьи тоже охочи.

Волдыри на запясьях выглядели страшно. Вздохнув, Беса дернула зубами обожженную плоть и взвыла. Так дело не сладится, здесь нож надобен.

Поравнявшись со стонущей, но все еще живой Збарой, протянула ладонь, качнула на весу, потом чиркнула ребром ладони по собственному горлу. Збара затрясла головой. Тогда Беса наклонилась и ткнула в расшитые бисером ножны. Полуденницы ухватилась было за них, а после долго, мучительно выдохнула и, точно смирившись, достала нож.

Беса кивнула и, отбежав, подобрала оброненный Збарой плеть. Рукоять вставила в приоткрытую крышку, а хвост размотала. При беге трава шипела и обугливалась, оставляя за собой черный след.

У самого края ямы обернулась, приставив ладонь ко лбу.

Лихо шло через степь, выглядывая беглянок. Варна теперь стреляла ему в спину, а Ива, пригибаясь, возвращалась к покалеченной сестре.

— Сюда! — позвала Беса и полоснула ножом по запястью.

Обожженная кожа разошлась, оросив траву и людовы останки.

Бросив катомку на скопище костей, схватила мелькнувший хвост огневой плети и, не обращая внимание на боль и лопнувшие, истекшие сукровицей ладонь, протянула по земле.