Лета Триглава
Шрифт:
Троих она подстрелила огневыми стрелами. Занимались высохшие тела, точно факелы, и горели смрадно, да только чудовищ не убавлялось. Что ни ночь — приходили на смену убитым новые, и становилось их все больше.
Иву все реже отправляли на ночные бдения, все больше ходила она смурная да бледная. Видела Васса новые раны на ее груди, утешала, когда та молча плакала на ее плече.
— Не ходи к нему, — просила.
— Не могу, — стонала Ива сквозь искусанные в кровь губы. — И рада бы уже, а как позовет — так
— Разве это любовь? — хмурилась Васса. — Любовь — она, как птицу, тебя поднимает, крылья дает, радость и свободу. А тебе крылья до крови режут. Эх, ты! Полуденница-огневица…
Целовала в холодный лоб и напевала колыбельную, засевшую в памяти от давней, оставленной жизни.
На ночь закрыла двери на три засова, опустила ставни.
В гриднице никого.
Только потрескивали лучины да сновали по углам тени.
Васса не спала. Прислушивалась к шорохам, к далекому стуку топоров у башен, к резким выстрелам из пищалей. Скольких навиев удастся отбить сегодня? И сколько придет потом?
Показалось, или заскреблась в подполе мышь?
Ива тотчас проснулась, уставив в пустоту немигающий взгляд.
— Почудилось, — успокоила Васса. — Спи.
Сама прокралась к дверям, прислушалась.
— Впус-сти… — проник в щели змеиный шепоток.
Васса отпрянула с колотящимся сердцем, перехватила огневую плеть.
— Люба зовет, — бесцветным голосом произнесла Ива. — Идти надо.
Застонав, опустила на пол босые ноги.
— Коли зовут, так не тебя! — шикнула на нее Васса. — Лежи уж!
Звякнули засовы, точно кто-то снаружи проверял их на прочность.
— Княжьим соизволением! — донеслось из-за двери. — Не откроете — хуже будет!
Выхватив из походного мешочка горсть соли, Васса бросила ее под дверь.
Снаружи визгливо вскрикнули, вскрик перетек в злое шипение.
Сзади прилетел удар.
Мир закрутился и распался на фрагменты. Охнув, Васса осела на пол, точно в тумане наблюдая, как Ива негнущимися пальцами открывает засов.
— Сейчас, — повторяла, будто заведенная кукла. — Сейчас-сейчас…
Лязгнул, открываясь, первый.
Подобравшись, Васса дернула полуденницу за подол сорочки.
Ива развернулась — глаза как плошки, зубы отстукивали дробь. Пнула, что есть мочи, Вассу в плечо. Та увернулась и выхватила огневую плеть. На миг ожгло пальцы. Ожгло — и прошло. Хлыст развернулся, щелкнул по воздуху над Ивиной головой. Та перехватила плеть голой ладонью, и по гриднице поплыл запах паленого мяса.
Вскрикнув от испуга за сестру, Васса выдернула плеть.
Ива точно не чувствовала боли. Вернувшись к двери, открыла второй засов.
— Он ведь убьет тебя, дура! Выпьет до донышка…
Отбросив плеть, Васса бросилась на полуденницу.
Обе
Дверь дернули — на этот раз с большей силой.
— Впус-сти-и! — пронзил тишину усиленный эхом вой.
— Входи, люба! — успела выкрикнуть Ива.
Васса зажала ей рот ладонью и выдохнула сквозь зубы, почувствовав, как в кожу впились острые зубы.
Поздно.
Последний засов сорвался с грохотом.
Дверь отлетела. Из тьмы дохнуло холодом кладбища, тленом, высохшими цветами.
Что-то темное, высохшее сбило Вассу одним ударом и нависло над Ивой, хрипя и пуская на полуденницу вязкую нить слюны.
— Я ждала тебя, люба! — простонала Ива, протягивая руки.
Васса шарила и не находила отброшенной плети.
Княжич обернулся.
Глаза сверкнули угольями.
Раздув ноздри, принюхался, с наслаждением выдохнул, поводя по алым губам острым языком. Затем ударил Иву наотмашь и в один прыжок оказался подле Вассы.
— Твоя… слаще… будет, — прохрипел, горбясь над девушкой.
Холодная слюна потекла по плечу, на Вассу дохнуло могильным смрадом, в глазах потемнело.
Застонав, нащупала рукоять плети, но не упела поднять.
Гридницу озарило блиставицей.
Тонкий белый луч протянулся от порога до плеча княжича. От кафтана повалил дым.
Страшно вскричав, чудовище отпрянуло и завертелось на месте, точно обваренный пес.
Вошедший пнул его под ребра сафьяновым сапогом.
— Прочь! — прогремело вверху. — Хуже будет!
— По… жалееш-шь! — прошипел княжич, отползая обратно во тьму.
Черный волхв убрал за пояс что-то, похожее на пищаль, подхватил на руки Вассу, и та, ткнувшись лбом в его плечо, застонала-заплакала, сквозь слезы повторяя:
— Я ведь уберечь хотела… уберечь…
— Навьи, когда прицепятся — не отстанут, — спокойно проговорил Хлуд Корза. — Силу надо иметь, чтобы противиться зову. Живая?
— Да… А Ива?
Привалившись к стене, смотрела, как Хлуд относит обеспамятившую полуденницу на постель. Через лицо Ивы тянулись кровавые борозды, оставленные когтями чудища.
— Мазь приложить — быстро заживут.
— Он ведь ее звал. Почему тогда… меня? — Васса утерла слезы, на миг устыдившись, что расплакалась, как малая девчонка, на глазах у волхва.
Хлуд молча взял ее ладонь в свою, заглянул в лицо, а показалось — в самую душу. Ух, как горели его очи! Далекие, точно огневые шары в небе. Холодные, как небесный огонь. Кафтана на волхве нет — только странная роба с нашивками: звезды да полосы.
— Сама не поняла еще?
Васса сглотнула, покосившись на Иву. В голове клубился туман. В горле щипало, там толкались не нашедшие выхода слова.