Летальный исход
Шрифт:
— Советский товарищ, отдай! — почти без акцента заявил «камрад».
— Чего?!
— Отдай!
— Не могу, камрад! Долго объяснять, но — не могу.
— Отдай! — упорствовал «камрад».
— Как я тебе его отдам? Накрылся тазом гранатомет. Сломался. Ремонт, понял? Все, свободен!
Хлопнула дверь.
Кульба, отдуваясь, шагнул через порог.
Трофимов осмотрел его долговязую, переполненную энергией фигуру, и отвел взгляд, чтобы Кульба не увидел плещущегося в глаза смеха. Капитан Кульбаков принадлежал к неистребимой никакими уставными мерами породе поручиков Ржевских, на которых стояла и стоять будет русская армия. Бабник, похабник, балагур, не дурак выпить и умный до всего, что касалось нарушений всех статей уставов разом. Душа кампании и головная боль начальства. Правда, начальство таких, скрипя сердцем, любит. Потому что из ангелов героев не получается. А со смертью Кульбаков играл в подкидного самозабвенно, как жил, правда, передергивая и отчаянно жульничая.
— Ну и как это понимать? — командирским тоном изрек Трофимов.
— Батя, я не понял, что за дела? Оружие — советское. Я — советский офицер, так? Имею я право подержаться за кусочек далекой родины? Может, этот пулемет для слонов мой брательник, варганил, с похмела маясь, однако норму выдавая. С перевыполнением плана, как штык! Здоровье гробил, можно сказать, чтобы я мог себе жизнь, спасти. И в такой трудный час, когда решается судьба…
— Кульба! — попробовал оборвать его Трофимов.
— Не, батя, я чего-то не втыкаю? У меня не очко, чтобы вы знали, а аналитическое управление ГШ. Я обстановку чую…
— Кульба, ты нахера гранатомет спионерил?! — не выдержал Трофимов. — Вони сейчас будет до небес. Нам только этого сейчас не хватало!
— Батя, будь спок. Мы им столько сюда добра навезли, что одним больше, одним меньше. Ты бы видел, что там творится! Народ на дембель пачками валит. И каждый, заметь, с оружием.
Трофимов долго выдохнул.
— Верни агрегат камрадам.
Кульба метнулся к окну, откинул «бронник».
— Батя, ты посмотри на это Арлингтонское кладбище производства конторы «Союзспецмонтаж»! Это же братская могила, я тебе говорю. Хана нам, если они с этой стороны сыпанут.
Над подоконником поднялась кучерявая голова и изрекла:
— Советский товарищ, отдай!
— Пошел нафиг! — Кульба небольно шлепнул негра по макушке.
Тот всхлипнул, и пропал.
— Батя, ты посмотри, какой сектор обстрела. Два раза жахнуть — и привет родителям. — Кульба понизил голос до шепота. — Пока они сопли будут на кулак наматывать, вы успеет до аэродрома добежать. А что ты хотел, «мухобойками» их отгонять? Так у нас всего пять автоматов. Связист не в счет, он с утра блюет мимо корыта. Съел, наверное, что-то не то.
— Твою мать, Виктор! Положение и так, ежа против шерсти родить проще… Почему в форме, почему с оружием? Приказал же, изображать из себя геологов, что не ясно?!
— Так, кто-то плодотворно пообщался с полковником Ляшко, — протянул Кульбаков.
Он уронил полу бронежилета. В комнате сразу же стало сумрачно.
Трофимов отвалился к стене. От повисшей гнетущей тишины в комнате скоро стало трудно дышать. Все взгляды скрестились на Трофимове.
— «Три топора», мужики, — произнес он.
Виктор Кульбаков ломко изломился, хлопнул себя по высоко вскинутой коленке.
— Твою маму! То-то мне сегодня снилось…
— Что тебе снилось, дома травить будешь, — оборвал его Трофимов. — Геракл, Петро! Манатки собрать и через десять минут — в распоряжении полковника Ляшко. Связиста с собой забрать.
— Он нетранспортабельный, — изрек Геракл.
— Ты смотри, какие мы слова знаем! — хохотнул Кульбаков. — Пообщался бы со мной еще месяц, взяли бы без экзаменов в военно-политическую академию.
— Что со связистом? — спросил Трофимов.
— Да, черт его знает. — Кульбаков пожал плечами. — На рассвете в штопор вдруг сорвался. Вылакал полтора литра «гвоздики», полирнул местным пивом. Просил у нас добавки, но мы сказали, что батя ввел «сухой закон». Но он и без добавки рухнул.
— Живой, хоть?
— Живой. Два раза блевал из окна. Бать, с чего это он так стоп-кран сорвал, а? Вроде, не день связиста сегодня.
— Почти угадал. Они ночью систему опробовали, все пашет. Значит, домой скоро. Вот и ометил.
Кульбаков саркастически усмехнулся.
— До дома еще дожить надо.
Попав в перекрестье тяжелых взглядов, Кульбаков спохватился и суеверно постучал по фанерной перегородке.
* * *
Солнце скатывалось по небесной сфере каплей расплавленного свинца, все больше наливаясь краснотой. Раскаленное марево загустело и не так жгло глаза.