Летчицы. Люди в погонах
Шрифт:
– Теперь мы дома, теперь мы долетим и сядем… – произнесла она вслух, но ее никто не услышал: шум мотора заглушал разговор в кабине. – Будем садиться на ближайший аэродром, – сказала она по СПУ. – Радист, запроси разрешение на посадку у истребителей. Они тут где-то рядом. Аня, какой к ним курс?
Аня уткнулась в карту, быстро прикинула курс, время полета, тут же сообщила Ольге.
Через несколько минут в предрассветных сумерках они увидели полевой аэродром и благополучно произвели на нем посадку.
Обследовав
В летной столовой, куда они зашли пообедать, их встретил знакомый майор из полка, в котором служит Костенко, и сообщил ошеломляющую новость. Неделю назад в полк вернулась Надя Басова со своим штурманом Верой Задорновой, так что версия о их гибели не подтвердилась. Это известие так обрадовало Ольгу и Аню, что они не смогли сдержать слез. Тут же побежали на почту, дали девушкам телеграмму.
А случилось с ними вот что.
Во время разведки заданного района немцев их атаковали истребители, подбили оба мотора. ПЕ-2 стал падать. Надя решила посадить горящий самолет, но под ними находился густой лес, сажать было опасно.
К счастью, лес вскоре кончился, впереди показалось ровное поле. Не выпуская шасси, Надя посадила ПЕ-2 на живот. Моторы горели, пламя подбиралось к плоскостям и фюзеляжу, где размещались бензобаки. Через астролюк девушки выбрались наружу, бросились к кабине стрелка-радиста. Они звали Таню, колотили кулаками по фюзеляжу, но Таня не отзывалась.
Кое-как забрались на самолет. Надя сумела открыть нижний люк, вытащить из кабины Таню. Комбинезон ее был в крови, лицо – мертвенно-бледным, она не подавала никаких признаков жизни. Подхватив Таню, они понесли ее к лесу, подальше от самолета. Пока девушки несли Таню, самолет взорвался, разбросав вокруг горящие дюралевые головешки.
Таня была мертва, пули в нескольких местах пробили грудь. Осторожно подняв ее, понесли в лес. На опушке остановились, положили под густой сосной. Надя упала на колени, прижалась к мертвому лицу Тани, плечи ее затряслись.
– Прости меня, Танюша, не уберегла я тебя… Прости… – шептала она.
Долго стояли они в скорбном молчании над Таней. Потом нашли яму, положили в нее Таню, прикрыли землей, сверху набросали еловых веток, а сами медленно побрели в глубь леса.
Сначала вгорячах Вера почти не ощущала боли в левой ноге, а теперь с каждым шагом боль росла и остро отдавалась в сердце.
– Что с ногой? – спросила Надя, заметив прихрамывание Веры.
– Не хотела говорить тебе, ранена я… Полон сапог крови…
– А чего же молчишь? – упрекнула Надя. – Давай посмотрю.
Они сели. Вера сняла сапог, задрала штанину комбинезона. Чуть выше колена виднелась рана. Кровь алая, густая, растекалась по ноге. Надя взяла у нее планшет, отстегнула кожаный ремень, сняла с себя нижнюю рубашку, порвала на куски. Затем обмотала тряпкой ногу, перетянула ремнем, забинтовала рану. Кровотечение остановилось.
– Ну вот, все в порядке, – спокойно проговорила она. – Теперь давай сориентируемся, куда держать путь. – Достала из планшета карту, стала уточнять место. – Вот район, который мы фотографировали, – водила она пальцем по карте, – а вот лес. Мы сели на его западной окраине. Значит, находимся примерно здесь. Верно?
– Должно быть так… – согласилась Вера. Она потеряла много крови, лицо ее побледнело.
Сориентировав компас и определив «север – юг», Надя указала рукой:
– Нам туда – на восток.
Лес был густой. Сосны свечой тянулись к небу и, раскачиваемые ветром, уныло шумели.
Вначале они шли быстро, но через полчаса Вера стала отставать.
Надя сочувственно спросила:
– Трудно?
– Ничего… Как-нибудь…
Лицо Веры было потным, дышала она тяжело и часто.
– Давай отдохнем? – предложила Надя.
– Нет, нет… – запротестовала Вера. – Пойдем. Я еще могу…
А часа через два, выбившись окончательно из сил, устало произнесла:
– Не могу больше… – и пластом растянулась на траве. Ноги гудели и ныли, тело было свинцово-тяжелым.
«Надо же было угодить в ногу… Уж лучше бы в руку… На руках не ходить. А теперь вот шкандыляй, мучайся…» – тревожилась она.
Надя немного полежала, потом встала, обошла поляну и вдруг радостно закричала:
– Вера! Ежевика! Да много так!.. Пробирайся ко мне! С момента их вылета прошло уже немало времени, они проголодались и чувствовали тупую ноющую боль в желудке. Бортпаек впопыхах забыли в самолете, с собой, кроме пистолетов и ножей, ничего не было.
Вера с трудом поднялась, заковыляла к Наде. Дымчато-сизые ягоды гроздьями висели на кустах. Они обрывали ежевику, жадно бросали ее в рот. Прошло, наверное, с полчаса, пока они утолили немного голод. Губы и руки от ягод стали черными, будто вымазали их сажей.
На пути им попался ручей. Вода была не особенно чистой, ручеек оказался мелким, заросшим, но они все же напились, утолив жажду.
Солнце клонилось к закату, кое-где перекликались птицы, деловито долбили кору дятлы, в вечернем лесу веяло сыростью и гарью. И вдруг Надя отчетливо услышала гул машин. Остановились, прислушались.
Да, они не ошиблись: это был гул грузовых машин. Гул нарастал, приближался.
Спрятавшись в густом молодом ельнике, они затаились. В ста метрах проскочила одна машина, за ней – другая.
– Там, наверное, дорога, – шепотом сказала Надя. – Переходить ее опасно, можно нарваться на немцев или полицаев.
– Что же делать? – вскинула усталые глаза Вера.
– Придется ждать темноты. Все равно мы устали, пора отдохнуть.
Вера тут же тяжело опустилась на траву, Надя села рядом.