Летчик. Фронтовая «Ведьма»
Шрифт:
Июль, 1943 год. Южный фронт. Луганск. Евгения Красько
После того, ка меня приняли солдатики из 152-го полка, меня сдали особистам. Но ещё в поле по физиономии я получил. Какой-то молодой солдатик без причины взял и врезал мне по мордасам. Я сразу выпал в нокаут. Полковой особист организовал охрану и меня отправили в штаб 3-го гвардейского корпуса, в Луганск. Я старательно не говорил по-русски, шпрехал на дойче. Нет смысла кричать, что я советский лётчик, только нарвусь на очередную оплеуху.
— Ваши имя, звание и должность? — спросил старлей и приготовился записывать.
— Прошу связаться с комиссаром третьего ранга Судоплатовым, пароль «Ведьма», — эти слова я произнёс на русском языке, чем привёл в замешательство старлея и переводчика.
Однако старший лейтенант быстро пришёл в себя, он старался казаться строгим борцом с шпионами.
— Может ещё и товарищу Берии нужно сообщить? Ты что себе думаешь, фашистская сука, мы тебя говорить не заставим? — неожиданно заорал старлей.
— Со мной был портфель с важными документами. Необходимо немедленно связаться с Судоплатовым и озвучить пароль «Ведьма», — стараясь быть спокойным, повторил я.
Старший лейтенант хмыкнул и кивнул конвойному позади меня. Страшный удар просто снёс меня со стула. Удар нанесли ладонью в район уха, будто доской приложили. Я вновь «поплыл», а в ухе зазвенел шум, вроде как горнист там играет. Меня вздёрнули, как куклу с пола и усадили на стул.
— Откуда у тебя планшет русского лётчика? — орал старлей.
Снова удар. В моей голове поселился не только шум, но и карусель. Сыпались вопросы, а за ними удары. Было особенно больно, когда солдат пинал меня сапогами. Меня обильно вырвало. Я так ничего и не ответил. Потерял сознание, меня вернули в камеру. Очнулся я ещё по дороге, когда волокли по коридору. Голова кружилась, тошнило и навалилась жуткая слабость. Я не знаю сколько я отсиживался в камере. Может сутки, а может двое. Состояние полузабытья. Даже мысли в голове не задерживались. Здоров бугай, тот, что меня отхаживал. Явно сотрясение мозга. Ко всему прочему потеря понимания времени суток. Тем не менее молодой организм регенерировал, моё состояние выравнивалось. Слава богу ничего н сломали из костей. Вот только глаз заплыл и в ухе продолжало шуметь. Я подрёмывал, когда забрякал замок и дверь в камеру открылась. Без грубостей меня проводили в кабинет, где допрашивал старлей, фамилию свою он не называл. Как только вошёл, я сразу отметил, что кроме старлея присутствует майор, а переводчика нет. Меня конвойный усадил и сразу вышел. Странные дела творятся. Майор посмотрел на меня, покачал головой и спросил у старлея.
— Грыжин, я смотрю тебе никак спокойно не живётся? Зачем применял жёсткие меры допроса?
— Товарищ майор госбезопасности, при ней планшет русского лётчика нашли и пистолет ТТ. Вот я и хотел узнать, откуда у неё вещи советского военного, но она молчит, — начал оправдываться старлей, со странной фамилией.
— Какие вещи ещё были при ней? — спросил майор у старлея, сам же внимательно меня рассматривал.
— Портфель с документами, его отправили в штаб фронта, пистолет люгер и пистолет ТТ. Кроме этого был чемодан с личными вещами, — бодро отрапортовал Грыжин.
— Прикажи всё это принести сюда, кроме портфеля естественно, — распорядился майор.
Грыжин вышел. Я лихорадочно стал думать, что за чемодан. Нет, со мной был в кабине чемодан, что я отжал у Моники Краузе. Неужели выпал при падении? И как его солдатики нашли? Как только за Грыжиным закрылась дверь, майор заговорил.
— Ваш пароль «Ведьма» был услышан тем, кому он предназначался. Мне поручено задать вопрос. Как фамилия артистки, контрамарки на концерт которой вы предлагали в Москве своему знакомому? — вопрос задан спокойным тоном, майор меня не торопил, внимательно разглядывая.
— Маргарита Шведова, — коротко произнёс я.
Майор ничего не записывал, он молча встал и прикурил папиросу, подойдя к окну, распахнул его. Сделав несколько затяжек, повернулся в мою сторону.
— Давайте знакомится. Я, Минин Иван Петрович, майор госбезопасности контрразведки «Смерш» на Южном фронте. А вы Красько Евгения Ивановна, если не ошибаюсь. Мне Павел Анатольевич описал вас, хотя опознать в данный момент непросто.
Вошёл Грыжин с чемоданом, планшетом и двумя пистолетами. Мои ножи положили на стол рядом с люгером и ТТ.
— Ты погуляй, Грыжин, я тебя позову, — распорядился майор и старлей вышел.
Чемодан действительно был тот, что я брал с собой и ножички мои оба здесь, даже маленький тычковый. Майор раскрыл планшет и достал расписку Моники Краузе, прочитал рукописный документ внимательно. Потом прочитал всё то, что написано рукой Моники о её службе и прочие мелочи. Минин наверняка знал немецкий, так как не звал переводчика.
— Поговорим, Евгения Ивановна? — спросил майор.
Я пожал плечами и кивнул головой.
— Хотелось бы узнать, что это за расписка. Начните с самого начала, как вылетели в тыл немцам с нашим человеком? — спросил Минин.
Я без утайки рассказал о том, что со мной произошло и про партизан, и про немцев, которых встретил на лесной дороге. О том сколько сбил немцев в воздушном бою говорить не стал, так как сам не мог вспомнить в подробностях бой. Майор слушал внимательно, не перебивая. Увидев, что у меня пересохло горло, он налил стакан воды и подал мне. Потом стал задавать наводящие вопросы о Монике Краузе, я отвечал, если знал ответ.
— Об этой расписке я отдельно доложу своему руководству. Про портфель штандартенфюрера Зойдлица я знаю. Там действительно много чего интересного о планах Вермахта. Есть кое-какой компромат на офицеров Вермахта, чем мы обязательно воспользуемся.
Минин разговаривал со мной стоя возле окна. Потом он подошёл к двери и приказал конвойному организовать чаю с печеньем и конфетами. Как только чай принесли и конвой вышел. Майор взял стул следователя поставил у торца стола и предложил мне пересесть туда. Сам вернулся к окну, присев на подоконник. Чай оказался в меру горячим, а конфеты были настоящими, шоколадными. Майор не торопил меня, ждал, когда я немного попью чаю, ойкая всякий раз, когда щипало разбитые губы. Немного помолчав, Минин заговорил вновь.