Лётчик
Шрифт:
Сразу поймал себя на странной мысли. Сколько было раньше книг прочитано на подобные темы, и везде героям нужно сразу включаться в какой-то круговорот особо срочных дел и забот. Грабить банки, набивать мошну, раздавать платные и бесплатные советы власть предержащим, отодвигать в сторону Распутина с его предсказаниями будущего катаклизма. Ну и так далее в том же духе. А мне вот совершенно ничего не хочется делать. И желания нет, и никакой уверенности в том, что я смогу даже на приём к какому-нибудь военному министру попасть, не говоря уже о царствующих особах. Бред же полный. Реальность она совсем
Так что я спокойно поброжу по городу, наслаждаясь последними мирными месяцами, а там будет видно, куда и к чему стремиться. Вот только в одном я согласен с книгами. Материальное положение следует поправить. Какими путями? Пока не знаю. Но и ходить с пустыми карманами не хочется. Особенно точно зная, чем закончится для России Первая мировая…
От размышлений отвлёк ткнувшийся в живот пацан. Ойкнул, отшатнулся и собрался было задать стрекача, но был крепко прихвачен мною за ворот. Отпустить? Да отпустил бы, но пока держусь за него в наклоне, у меня хоть боль немного пройдёт. Он же не смотрел и не разбирался, засранец, куда своим острым плечом мне ударить. М-м, как метко угодил, словно заранее прицеливался. А я в форме. Представляете конфуз? Офицер – и стоит, скрючившись, прямо посередине многолюдной центральной улицы со скривившейся от боли физиономией. Да ещё и наверняка багрово-красной.
– Валентин, сейчас же извинись перед господином офицером! – Громкий голос справа заставил через силу выпрямиться, медленно выдохнуть через крепко стиснутые зубы и оглянуться.
Полевая офицерская форма Омского полка. Музыкант?! Интересно, они же все в летних лагерях должны быть?
– Прошу прощения, – вывернулся из-под моей руки пацанёнок.
Пришлось отпускать, не устраивать же скандал посреди улицы… Да и моя вина в этом печальном для моего организма инциденте точно есть. Замечтался, по сторонам не смотрю. Тоже мне лётчик!
А малец на месте остался, не сбежал, уже молодец. Папаша подошёл, кто же это ещё может быть, представился, участливо так. Догадался, похоже, о причинённом моему организму физическом ущербе.
– Капельмейстер девяносто шестого пехотного Омского полка Абель Абрамович Зильбер…
Глава 5
Уф-ф, боль внизу живота потихоньку отпускала, и перед глазами начало проясняться. Уже осмысленно и смущённо огляделся, как мне показалось, довольно-таки незаметно, и внутренне сморщился от всё понимающего взгляда моего нового знакомого.
Пришлось отвлечься от стоящего напротив музыканта и ответить на приветствие проходящего мимо кадета.
Заодно и взять коротенькую паузу на определение стиля своего поведения. Что делать? В такое неудобное положение, да ещё и в общественном месте, я пока здесь не попадал. А-а, буду вести себя, как обычно.
– Кадет на палочку надет, – высунулся из-за моей спины мальчишка и тут же заполучил от отца подзатыльник и грозный окрик.
А я лишь головой повёл из стороны в сторону, словно штабс-капитан из «Неуловимых мстителей». В один миг ворот стал тесным и начал душить. От стыда, похоже. И прогуливающиеся по улице люди смотрят почему-то на меня, а не на папашу с сыном.
– Марш домой! Там и поговорим! – капельмейстер волевым движением руки отправил отпрыска в сторону дома, проследил за понурившимся ребятёнком и, развернувшись ко мне, вдруг весело улыбнулся. – Совсем от рук отбился. Мы в лагерях, а у матери для присмотра за всеми детьми глаз не хватает.
– Да всё я понимаю. Сам таким же рос.
– Всё равно неудобно вышло. Поручик, не погнушаетесь принять приглашение на вечернюю чашку чая?
Что это вдруг на меня приглашения посыпались? Тоже дочка есть?
Уже совсем было собрался резко отказать, но вовремя опомнился. «Остановись, болезный, никому твоя персона не нужна, просто человек хочет таким образом извиниться за причинённый сыном конфуз».
– Абель…
– Абрамович, – подсказал мне своё отчество собеседник.
– Да, прошу извинить за забывчивость. Обстоятельства, сами понимаете. Так вот, Абель Абрамович. Право, это такой пустяк, что не стоит и переживать. Все мы когда-то были значительно моложе и совершали точно такие же проступки. Молодость, она быстро проходит. И ваш сын скоро повзрослеет, и вы с любовью и сожалением о минувших днях будете вспоминать этот и подобные ему моменты.
– Однако удивили, поручик. Кстати, вы так и не представились…
А вот это уже мой прокол. Непростительный для этого времени. Но можно его списать на ошеломление от внезапной травмы дорогого мне органа. Надеюсь, папаша меня поймёт.
– Простите, не до приличий мне… Гм, было… Поручик седьмой авиароты Сергей Викторович Грачёв.
– Ух ты! Это вы за вокзалом моторами рычите? И летаете? – вывернулся из-за его спины лихим чертёнком мальчишка. И заторопился, захлёбываясь словами: – А можно мне к вам туда прийти? А то у нас в классе из всех мальчишек только Семёнов уже побывал на лётном поле, так теперь ходит важный и нос задирает. А я ничего, я тихонько.
– Ты как здесь… – похоже, сам папаша удивился не меньше моего. – Кому было сказано немедленно отправляться домой?! Валентин, и моему ангельскому терпению когда-то наступает предел. Так вот, сейчас он наступил. Марш к матери и расскажи ей о своём недостойном поведении. Чему вас только в гимназии учат? И жди моего возвращения. У нас с тобой намечается серьёзный разговор. На лётное поле ему захотелось. Где только таких слов нахватался…
И не сводил глаз со спины удаляющегося в горку понурившего голову пацана до тех пор, пока тот не скрылся из виду за деревьями и кустами.
А я не знал, как мне поступить. И уйти неудобно, не попрощавшись, и терять попусту время на это бестолковое стояние как-то не хочется. И в тот момент, когда совсем было собрался плюнуть на приличия и развернуться, музыкант наконец-то соизволил обернуться.
– Как быстро время летит. Совсем ведь недавно на руках его носил. Впрочем, вам по молодости этого пока не понять. Ведь вы не женаты, Сергей Викторович?
О, господи, неужели я угадал и сейчас меня начнут сватать? Нет, точно пора раскланиваться.