Летчики
Шрифт:
Генерал махнул рукой и сел в машину. Оверко включил скорость. «Зим» бесшумно двинулся вперед, словно поплыл по ровному полю аэродрома. Мочалов и Ефимков переглянулись.
— Хороший мужик, — тихо произнес Кузьма, — заботливый.
Сергей взглянул на часы:
— Пора по самолетам, — сказал он отрывисто, стараясь не выдавать такого же теплого чувства, чтобы не показалось оно меньше и мельче, чем было на самом деле.
А минуту спустя, когда, забравшись в кабину истребителя, Мочалов включил радиостанцию, он услышал ровный и спокойный голос генерала:
— «Радий-один»,
Ожил, забурлил аэродром. До этого безжизненные, казавшиеся большими яркими игрушками самолеты огласили воздух упругим ревом турбин.
Сергей взглянул, свободна ли впереди полоса, улыбнулся сидевшему в кабине соседнего самолета Григорию Цыганкову, скользнул глазами по пестрой доске приборов.
— «Радий-один», — донесся снова голос генерала Зернова, ставший вдруг строгим и требовательным, — взлет разрешаю!
И вот уже бежит по бетонке первый истребитель, отбрасывая на траву косую тень. Земля неслышно уходит из-под колес. За герметически закрытой кабиной возникает плавный, едва слышный посвист — он будет сопровождать теперь летчика на протяжении всего маршрута. Растет высота, и кажется, будто самолет, встав на огромные ходули, идет теперь вокруг аэродрома.
Сделав разворот, Мочалов оглянулся назад. Все шло строго по плану. Одни самолеты уже пристроились к нему, другие отрывались от земли и набирали высоту, последние еще бежали по серой бетонке, чтобы в нужном месте оторваться и круто устремиться ввысь, догоняя на петле свои полк. Еще немного, и боевые порядки эскадрилий лягут на курс. В последний раз донесся с земли голос генерала Зернова. Видимо, и взлет, и сбор на петле понравились старому авиатору, потому что голос его прозвучал тепло и добродушно:
— «Радий-один»… Я — «двадцать первый». Счастливого пути!
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Техник Железкин оказался в числе тех немногих офицеров, которые не были включены Мочаловым в так называемый «наземный эшелон» — группу техников и механиков, сопровождавшую самолеты в центр переучивания. Железкин остался в опустевшем авиационном городке, но почти каждый день выезжал на аэродром, бродил по рулежным дорожкам, присматривал на стоянках за двумя «спарками» [2] . В душе он, безусловно, завидовал однополчанам, изучавшим в эти дни новый истребитель, но старался убедить себя, что и здесь делает важные дела.
2
Спарка — двухместный учебно-тренировочный самолет.
Среди поручений, которые Железкин получил от подполковника Мочалова, было и наблюдение за состоянием летного поля. Когда до возвращения летчиков в Энск остались считанные дни, Железкин в качестве представителя летной части отправился принимать работу аэродромной роты, приводившей в порядок взлетно-посадочную полосу.
Надвинув низко новенькую авиационную фуражку и придав широкоскулому лицу самое строгое выражение, он шел по разогретому солнцем летному полю рядом с командиром роты, высоким щеголеватым капитаном Пастуховым.
Пастухов что-то насвистывал, время от времени с грустью посматривая на свои новые ладно сшитые хромовые сапоги с узкими голенищами, быстро покрывавшиеся аэродромной пылью.
— Ну что, представитель «ВЧ» подполковника Мочалова, принимайте нашу работу. Скажем прямо, аэродромщики мои лицом в грязь не ударили. Порядок идеальный. Может, и обходить аэродром не будем? Просто подпишем акт, да и все.
— Нет, товарищ капитан, обойдем, — сухо возразил Железкин.
Пастухов никогда бы не смог предположить, что этот мешковатый с виду техник окажется таким беспощадным контролером. Узкие, будто заспанные глаза Железкина внезапно оживились, они осматривали каждый квадратный метр летного поля, и Пастухову казалось, что все недоделки его роты, как назло, попадаются им.
— Не это ли вы называете идеальным порядком, товарищ капитан? — с вежливой усмешкой говорил Железкин, указывая на небольшую ямку, обнаруженную на бетонированной полосе. — Да если сюда на разбеге попадет колесо, — до поломки рукой подать. Что же это вы хотите, чтобы у моего командира старшего лейтенанта Спицына, или, чего доброго, у самого подполковника Мочалова покрышка лопнула?
— Сказки рассказываете, младший техник-лейтенант, — недовольно морщился Пастухов, — в квадрат каждую мелочь возводите.
— И в куб возведу, если потребуется, — сурово отчеканил Железкин, — я эту самую алгебру знаю.
Когда, уставшие от долгой ходьбы по аэродрому, они вернулись в штаб и сели составлять акт, Железкин потребовал внести в него примечания о пятнадцати дефектах.
— Вот теперь подпишу, — сказал он, снимая фуражку, и красным клетчатым платком вытер со лба пот. Он поставил свою подпись на листе чуть пониже подписи Пастухова. Капитан неодобрительно взглянул на него и удрученно вздохнул:
— Тяжелый вы человек, Железкин!
— Тяжелый, товарищ капитан, — нисколько не обижаясь, с готовностью подхватил Железкин, и щеки его затряслись от смеха, — это вы точно сказали — тяжелый. Целых девяносто кило вешу. Откуда же во мне может легкость взяться?
В городок Железкин вернулся в приподнятом настроении. Причин для этого было две. Во-первых, возвращаются товарищи и скоро опять закипит на аэродроме беспокойная, несущая каждый день что-то новое, трудовая жизнь. А во-вторых…
В прошлом году в городе на новогоднем балу Железкин познакомился с бойкой, смешливой девушкой Катей Лебедевой. Она работала каменщицей на стройке. Всякий раз, как только Железкин получал городской отпуск, он торопливо мчался к огромному, возведенному наполовину, кирпичному корпусу и там находил Катю. В простом черном ватнике и косынке, чуть спадающей на лоб, выпачканная известью и цементным раствором, она встречала его не особенно приветливо, приводя часто в смущение и растерянность:
— Ну, чего пришел? Сколько раз тебе говорила — на участок не приходи.