Летчики
Шрифт:
— Вот именно, подполковник, — одобрительно кивнул головой Шиханский. — Ваши слова дают мне основание верить, что выполните вы и новую, более трудную задачу, возложенную на ваш полк. Вам предстоит в ближайшее время испытать новую машину в полетах на высоту. Для этой цели сюда путь держит конструктор генерал Северцев.
— Северцев! — воскликнул Сергей, — тот самый…
Сергей Степанович тотчас же вспомнил лицо пожилого человека, так хорошо знакомое по портретам каждому летчику-реактивщику.
— Да, тот самый, — подтвердил Шиханский, — он страшно хочет, чтобы эту машину
Лейтенант Ларин сидел у себя в комнате и листал толстый черный альбом. В альбоме хранились фотографии родных и знакомых. Но сейчас он искал там другое. Бережно вынул он заложенные между двумя листами альбома голубые курсантские погоны. Это были те самые погоны, которые он впервые нашил на свою гимнастерку в авиационном училище, куда поступил, закончив спецшколу ВВС. Губы лейтенанта сложились в горькую усмешку. Ларин бережно провел пальцами сначала по одному, затем по другому погону, пробуя, не запылились ли они. Нет, погоны были чистыми. Он поднес их к лицу, даже понюхал и положил на место.
Потом он перевернул в альбоме еще одну страницу и увидел вырезку из многотиражки. В небольшой заметке рассказывалось о его успехах в обучении летному делу. Заметку эту Ларин знал наизусть, слово в слово, но сейчас начал читать ее опять. Услышав за спиной шаги, он торопливо встал.
— Дверь у вас не заперта, лейтенант, — прозвучал надтреснутый тенорок Пальчикова, — вот я и вошел без спроса. Совсем по пословице: «нежданный гость хуже татарина». Может, во мне и впрямь есть что-то от татарина, а? Где у вас зеркало, лейтенант?
Пальчиков подошел к висевшему в углу зеркалу, поправил волосы и весело присвистнул:
— Ничего нет. Истинно русское лицо. Чем занимаетесь, лейтенант?
— Альбом вот со всякими детскими и курсантскими снимками рассматриваю.
— А-а, мемуарное настроение? Надо о будущем, о завтрашнем дне подумать, а вы о прошлом.
Ларин угрюмо наклонил голову, захлопнул альбом. Глаза у него сузились, и полоски бровей над ними слились.
— А какое у меня будущее, товарищ командир звена? Отчислят меня за сегодняшнюю посадку, не иначе.
— Да, посадочка у вас была сегодня такая, что у меня мурашки по спине проскользнули, — не переставая улыбаться, сказал Пальчиков. — Еще бы немного, и вы бы классически разложили аэроплан. И какой аэроплан! Не «По-2» древний какой-нибудь, а реактивный…
— …который дороже такого непутевого летчика, как я.
— Ну, это положим, — перебил Пальчиков, — что касается меня, то я привык считать, что самое дорогое в авиации — это одушевленный предмет… То есть, летчик… Душно что-то у вас…
Ларин открыл окно. В небольшую комнату ворвался холодящий вечерний ветерок. Ларин задумчиво посмотрел на далекую перспективу горного хребта. Вершины были освещены заходящим солнцем, и снег на них от этого приобрел мягкий розовый цвет.
— Мне так и кажется, товарищ старший лейтенант, — грустно заметил Ларин, — что сейчас, пока мы с вами беседуем, командир полка пишет приказ о моем отстранении от полетов.
— Когда кажется, — нужно креститься, — сухо прервал его Пальчиков, — эх вы! Не дорога вам, оказывается, честь нашего звена.
— Нет, дорога! — убежденно воскликнул Ларин, — очень дорога. Поэтому и стыдно, что вас подвел.
Пальчиков насмешливо скользнул по нему зеленоватыми глазами.
— Стыд на этот раз можете оставить при себе, — отрезал он. — Понятно? А мне упорство, настойчивость, волю выложите. Вот!
— Да как же, если у меня не получается, — почти с отчаянием воскликнул лейтенант Ларин, и на его макушке смешно встрепенулся рыжий, совсем мальчишеский вихор, — что же мне делать?
— Прежде всего, не впадать в меланхолию, — холодно посоветовал Пальчиков. — Подумаешь — страдания молодого Вертера! Нужно проще и мужественнее смотреть на трудности. Тогда и порядок будет. Я вот знал одного молодого летчика, Ларин. В недалеком прошлом то, что расскажу, было. Тоже вроде вас летал. Что ни посадка, то промаз и промаз. Бедный истребитель до самого конца бетонки выкатывался. «Козлов» отдирал — не счесть. И махнули было на этого парня рукой. Дескать, в отставку списать. А он тоже, вроде вас, вместо того, чтобы бороться, взял да повесил голову.
Пальчиков неторопливо опустился на свободный стул и согнутым пальцем постучал себя по лбу.
— Тормозных щитков в этом агрегате тому товарищу не хватало. И нашелся у нас в полку человек, который приделал эти тормозные щитки и работать их заставил. Замполит наш бывший, подполковник Оботов. Пришел к нему и кулаком по столу как стукнет: «Вы, — говорит, — настоящий советский человек или нет? Неужели вы даром носили в детстве пионерский галстук, а потом комсомольский значок, а теперь кандидатский билет в члены партия? Неужели вы даром пели хорошие советские песни о мужестве и геройстве. Неужели вы даром читали про Павку Корчагина и летчика Маресьева?.. Как взял его в работу, так что у того даже рубашка к спине прилипла. Отругал его наш Оботов, а потом все до капельки рассказал, с чего надо начинать самостоятельную подготовку, какие тренажи и как проводить в кабине. Сам стал к нему на тренажи приходить, каждый вылет разбирал. На общем разборе полетов — оно, знаете, одно дело. Там не всегда про все время есть командиру сказать. А вот когда каждую твою промашку оценивают да про каждый успех говорят — здорово получается. Летчику, о котором я говорю, наука пошла впрок. Получился из него кадр, в составе любых групп теперь летает.
Пальчиков встал и медленно прошелся по комнате.
— С вами подобное же происходит, Ларин, — продолжал он, — значит, надо взять себя в руки. Больше твердости, упорства. У вас все данные летчика-истребителя. Я вам поместному скажу, каждый день буду вам помогать, но и вы приложите силенки. Идет?
Ларин вскинул голову.
— Спасибо, товарищ старший лейтенант. Значит, вы верите в меня? С завтрашнего же дня возьмусь за тренажи и теорию. — Лейтенант помолчал и добавил: — А тот летчик, про которого вы только рассказывали, он что, и теперь в нашем полку служит?