Летним вечером
Шрифт:
Войдя, незнакомец снимает шапку, ставит к порогу чемодан и оглядывает стены, печь, стол и Анютку с братом пристальным взглядом.
— Здравствуй, дочка, — криво улыбается он и протягивает руку.
— А я не дочка. Я Анютка, — строго отвечает Анютка и на всякий случай пятится от незнакомого черноусого дяденьки.
Незнакомец опускает руку и, неловко потоптавшись у порога, спрашивает:
— Мамки-то, стало быть, нет дома?
— Нет. Она на ферме. Если вам ее надо, то идите сначала улицей, потом
— Нет, я уж лучше здесь обожду, — говорит мужчина и, раздевшись, вешает полушубок на гвоздь.
Он ходит по избе, внимательно и жадно осматривает шкаф, комод, гладит рукой швейную машину.
— Машина-то новая, недавно купленная, — бормочет он в усы.
— Ага, новая. Перед первым маем купили, — не без хвастовства докладывает Анютка.
Она в страхе смотрит на странного дяденьку, который ходит по избе и все осматривает и ощупывает. Ей вспоминается, как бабка Лукерья, их соседка, рассказывала недавно про жуликов; они заходят в дома и воруют все, что попадет под руку. Но незнакомец останавливается перед портретом матери, что стоит на комоде, и долго не отрывает от него глаз. И Анютка постепенно успокаивается. Новая догадка осеняет ее:
— Вы из редакции? — опрашивает она.
— Из какой редакции? — Гость смотрит на нее с удивлением, и Анютка поясняет:
— К мамке часто ездят из редакции и все записывают, записывают. Она герой, ей орден дали за поросят. Видите на карточке?
Она тянется к комоду, где лежит в красной коробочке орден и золотая звездочка, но вспомнив, что мать строго-настрого наказывала не открывать ящик комода, опускает руки и вздыхает.
— Мамка ругаться будет. Вы лучше сами спросите у нее, она вам покажет.
Долг хозяйки заставляет ее занять гостя, и она обстоятельно рассказывает и про ферму, и про поросят, и про новый патефон, купленный недавно.
Но вот все новости выложены, и она оглядывает избу. О чем бы еще рассказать гостю?
— А это вот мои игрушки, — показывает Анютка. — Это — кукла Катя, у нее волосы маленько вылезли на затылке. Это оттого, что она спать много любит. Но она хорошая, послушная. А это гусь. Его если в воду пустить, он плавает. А здесь в коробочке куклины платья.
— У-усь, — лепечет Васятка и тянется за гусем.
— На, поиграй, — разрешает Анютка.
Мужчина разглядывает игрушки и почему-то вздыхает, точно втайне сожалеет, что у него нет таких же игрушек, потом идет к чемодану и немного погодя возвращается.
— Это тебе, — говорит он, протягивая Анютке новую нарядную куклу.
— А это тебе, — и в кроватку к Васятке ложится игрушечный автомобиль.
Анютка так увлечена подарком, что не слышит, как в сенях раздаются торопливые шаги и в избу входит мать. Застыв у порога, мама смотрит на гостя и, не раздеваясь, садится на лавку.
— Здравствуй, Даша, — тихо говорит мужчина.
— Здравствуй, Ефим, — так же тихо здоровается мать. — Приехал, значит?
— Приехал.
— Мамка, а мне дяденька куклу подарил. Во какую! — хвастается Анютка. — А Васятке автомобиль.
— Что ж… Спасибо и на этом, — медленно выговаривая слова, точно ей трудно шевелить губами, говорит мать. — Спасибо, хоть этим за три года порадовал детей.
— Ты не суди меня, Даша, — виновато отвечает мужчина. — Жизнь, она ведь, знаешь, как вертит человеком.
— На жизнь не сваливай, Ефим. И вообще не надо про это. Садись лучше к столу.
Мать собирает на стол, достает из печки чайник.
Наскоро выпив чашку чаю, Анютка выскакивает из-за стола. Она всецело поглощена новой куклой, которую назвала Галей. Надо прежде всего примерить, пойдет ли Гале синее платье, или, может быть, придется просить у матери лоскуток и шить новое. Занятая этой важной проблемой, она не вслушивается в разговор за столом. До сознания ее долетают только отдельные слова.
— Я, Даша, к тому, что, может, ты… забудешь старое?
Мать смотрит на гостя так, точно ей заранее известно все, что он скажет, и качает головой.
— Эх, Ефим, — грустно улыбается она. — Видишь, не пропала я одна с детишками. Помогли добрые люди, колхоз помог, на ноги поставил. Я с тебя и алиментов не требовала. К чему?
— Измучился я, Даша. Все жилы та женщина из меня за эти годы вытянула. Мне тоже нелегко было. Как прежде, пожить бы…
— Нет, Ефим, поздно. Старого не воротишь. Не могу я тебе обиды своей простить.
— А ведь любила как! — шепчет мужчина.
— Любила, — соглашается мать. — Но любовь ведь не камень, ее беречь надо. Перегорело у меня все, Ефим, пеплом покрылось.
Гость встает, смотрит в окно… Мать равнодушно говорит:
— Куда сейчас пойдешь? Переночуй. На кровать вон ложись. Я зимой на печи сплю.
Она укладывает спать Анютку, и Анютка, утомленная игрой, быстро засыпает.
Снится ей новая кукла Галя, усатый дяденька, лето, блестящая серебром речка, где так хорошо купаться, и она сладко причмокивает во сне.
Рано утром, когда она открыла глаза, мать уже собиралась на ферму. Кровать, на которой спал вчерашний гость, была пуста.
— Мамка, а дяденька где? — спрашивает Анютка.
— Ушел на станцию, к поезду.
— Он из города?
— Из города.
Мать долго смотрит на синеющий рассветный сумрак за окном, оборачивается, прижимает Анютку к себе и целует ее часто-часто.
От матери пахнет овчиной, хлебом — родным и знакомым запахом.
— Глупенькие вы мои, — шепчет она, — ничего-то вы не понимаете. Ничегошеньки.