Летняя королева
Шрифт:
Глубокой ночью Жоффруа наконец покинул покои королевы, на цыпочках перейдя приемную. Алиенора его провожала, а верная Амария шла впереди, освещая путь небольшой масляной лампой, которую прикрывала рукой. Дамы спали за газовыми занавесками. У дверей Алиенора отпустила Амарию. Та присела в поклоне и тихо удалилась.
Во дворе, освещенном звездами и большим полумесяцем, сверкал темными струями фонтан.
– Да хранит тебя Господь в пути. Пусть дорога твоя будет легкой и приятной, – прошептала
Он легко коснулся рукой ее лица:
– Я тоже буду молиться за тебя и нашего ребенка. – У него дернулся кадык. – Я бы предпочел остаться…
– Знаю, но тогда кто-то обязательно всадил бы тебе нож в спину, даже здесь, в Антиохии. Лучше тебе уехать, к тому же по возвращении в Аквитанию тебя ждет много дел. Пока мы оба живем в этом мире, мы всегда будем вместе.
Любовники обменялись прощальным поцелуем еще у нее в спальне, но теперь он взял ее руку и поднес к губам, мягко коснувшись кожи. А затем попятился, поклонился и пошел прочь. Алиенора долго смотрела ему вслед, пока Жоффруа не пропал из виду, потом прикрыла веки, отпуская его.
Она собралась уже идти к себе, когда из тени вышел Раймунд, ступая неслышно, совсем как гепард, которого держал для охоты и который спал в его покоях.
– Племянница, – сказал он, – тебе повезло, что только я был свидетелем этого нежного прощания. Что подумали бы другие, увидев такое ласковое расставание?
Алиенора приосанилась, скрывая страх, и посмотрела прямо ему в глаза:
– Мне кажется, «повезло» – не совсем верное слово, дядя, но раз уж ты использовал его, то значит ли это, что ты не собираешься нас выдавать?
Раймунд опустился на скамью перед фонтаном и жестом пригласил Алиенору присоединиться к нему.
– Он ведь, кажется, завтра уезжает? – поинтересовался князь.
– Ты не представляешь, как трудно жить с Людовиком, – тихо, но напористо заявила она.
– Настоящий монах, – сказал Раймунд. – Со всеми склонностями и пороками, присущими монахам, да? – Он закинул ногу за ногу, а руки вытянул на спинке скамьи.
– Можно и так сказать. Я ему нужна только из-за Аквитании. Что касается остального, то он мирится со мной, считая неизбежным, но бесполезным придатком. Лично я давно перестала его уважать.
– А тот другой, де Ранкон?
Дядя говорил спокойным тоном, но ее не так-то легко было провести.
– Я бы вышла за него, а не Людовика, будь у меня выбор.
– В самом деле? – Раймунд задумался, вальяжно развалившись, словно огромный лев. – Однако для Аквитании это был бы не такой хороший выбор. Смог бы он повести за собой людей? Стали бы они считать его герцогом? Людовик хоть и оказался глупцом, но в то время выбор твоего отца был разумен. Де Ранкон не составил бы тебе хорошую партию, даже если бы ты была свободна. Я хочу отговорить тебя от такого шага.
Алиенора подавила гнев и подступившую тревогу. Она лишний
– Я не глупа, – сказала Алиенора. – И смотрю дальше, чем смотрела, когда мне было тринадцать. Я приму лучшее для Аквитании решение.
– Кое-кто может посчитать Людовика несостоятельным правителем, – заметил Раймунд после паузы.
Алиенора посмотрела на свои руки.
– Это их дело, но он помазанник Божий. Решив одну проблему, они лишь создадут другие.
– В самом деле, – ответил Раймунд и продолжил как ни в чем не бывало, словно и не упомянул только что о возможности смещения Людовика с трона: – Мне все еще предстоит выведать у твоего мужа, насколько далеко он готов зайти в политических вопросах, а также согласится ли он на кампанию против Алеппо.
– Все устремления Людовика связаны с Иерусалимом. Сомневаюсь, чтобы он прислушался к твоим словам: во-первых, ты мой дядя, а во-вторых, родом из Аквитании. Ты же видел, какие у нас с ним отношения. Он не станет слушать меня, как и те, кто его окружает, хотя его брат, возможно, более способен внять голосу рассудка.
– А, Робер. Ведь у него тоже есть амбиции, полагаю.
– Да, он мог бы стать королем Франции, впрочем его отличает осторожность. Он может согласиться с твоей политикой, но не ожидай, что он станет тебя поддерживать, если только это не послужит его целям.
Раймунд забарабанил пальцами по спинке скамейки:
– А что аквитанские воины? Они останутся?
– Ты брат моего отца, они повсюду последуют за тобой… Думаю, ты и сам это знаешь. Разумеется, они предпочтут остаться со мной, нежели следовать за Людовиком.
Он закивал, вставая.
– Пора спать, – сказал Раймунд. – Нужно многое обдумать. Я поговорю с Людовиком по поводу Алеппо… И если не сумею добиться его согласия, придется найти другой способ решить проблему.
Она тоже поднялась, и дядя нежно поцеловал ее в лоб:
– Все будет хорошо, обещаю.
У Алиеноры сжалось горло.
– Отец всегда целовал меня и говорил то же самое… но это оказалось неправдой.
Раймунд язвительно улыбнулся:
– Мы оба имели в виду будущее, моя дорогая, а не настоящее.
Шорох в темноте заставил их быстро обернуться, но ничего разглядеть не удалось, а когда прислушались – услышали только плеск фонтана и тихое стрекотание цикад.
– По ночам здесь бродит много кошек, – сказал Раймунд, скривив губы, – и у всех ушки на макушке, глаза горят как фонари. Ступай к себе, быстро.
Сердце стучало как молот, когда она переступила порог. Амария ждала ее с лампой, чтобы проводить до комнаты, а Гизела сидела на своей постели с отдернутой занавеской, плохо скрывая волнение.