Летняя королева
Шрифт:
– Да, до меня дошли сплетни, – натянуто произнесла Алиенора, потому что Мелисенда коснулась слишком деликатной темы.
– Вам бы следовало родить сына и стать вдовой, – продолжила Мелисенда. – Большей власти, как женщине, вам не добиться, уж поверьте мне. Если только добровольно не уйдете в монахини. Но и тогда сыновья вырастают и требуют власти по праву. И они будут бороться за нее, как боролся бы муж. Так устроен мир.
– И что в таком случае должно послужить мне утешением? – спросила Алиенора, вскинув брови.
– Я не пыталась вас утешить, – спокойно ответила Мелисенда, – но если вы будете планировать наперед, то должны учесть эти обстоятельства, чтобы разобраться с ними,
– Моя наследница – дочь, – заметила Алиенора. «Мои сыновья умерли».
– Я тоже была наследницей своего отца, как и вы. – Мелисенда для большей доверительности наклонилась к гостье. – Вы еще достаточно молоды, чтобы полностью изменить свою жизнь.
Алиенора сделала глоток вина и успокоилась.
– Именно так я и намерена поступить, – заключила она, поджав губы.
Людовик отпраздновал Рождество в Вифлееме под холодным, усыпанным звездами небом, коленопреклоненный в храме, построенном на месте хлева, в котором родился Христос. По его лицу катились слезы благоговейного восторга. Алиенора стояла рядом, хотя для нее было невыносимо радоваться рождению Святого Младенца, когда ее собственный сын лежал в безымянной могиле, известной только ей одной. Она устала гостить в Иерусалиме. Как бы ей ни нравилась компания Мелисенды, королева была готова к отъезду. Все распоряжения, все приказы, все руководство осуществлялось по чужой воле, и это не ее родной дом. Людовика по-прежнему интересовали только объекты поклонения. Словно малое дитя, требующее конфет, он никак не мог насытиться, хотя получил больше чем достаточно.
В сентябре французская армия распалась, и отдельные отряды начали потихоньку двигаться домой. Брат Людовика Робер отправился в путь вместе с основным контингентом, оставив ядро из солдат и слуг, достаточное для свиты, но не для армии. Людовик пообещал, что скоро за ними последует, но дальше слов дело не пошло.
Алиенора металась в своих иерусалимских покоях, как пленница, хотя жила в полном комфорте. Она ходила на базары и в бани, посещала местные храмы, молилась у Гроба Господня. Королева читала, вышивала, играла в шахматы, писала многочисленные письма и выжидала. Людовик по-прежнему не предпринимал никаких усилий, чтобы вернуться домой. Он намеревался посетить еще больше святых мест и храмов, а также повторно побывать в некоторых, чтобы лучше их запомнить. Строя эти планы, он мог не задумываться, что его ожидает: трудности правления, решения относительно будущего. Король прятался среди святынь, сделав их своей единственной реальностью.
Аббат Сугерий забрасывал его просьбами немедленно вернуться, но Людовик откладывал их в сторону, едва пробежав глазами. Алиенора тоже получала письма от своих вельмож и духовников и прекрасно знала, что происходит в стране.
– Сугерий теряет власть, – сказала она, как-то раз поймав Людовика, прежде чем он успел удрать к очередному храму. – У нас нет причин здесь оставаться. Ты посетил все главные святыни и множество менее значительных. Франция ввергнется в хаос, если ты не вернешься, а заодно и Аквитания.
– Преувеличиваешь, – проворчал он с угрюмым взглядом. – Сугерий ведет себя как старуха. Слишком много суетится, но он пока способен удержать страну.
– Нет, – возразила Алиенора. – Сугерий – старик, который начинает давать слабину. Это твой долг, а не его, править Францией. А у меня тоже есть долг перед моим народом в Аквитании – но как же я могу его выполнить, если нахожусь здесь? Сколько еще нам править на расстоянии? Твой брат Робер грозит отобрать регентство у Сугерия, а твоя мать только подливает масла в огонь. Рауль де Вермандуа занимает выжидательную позицию. Даже если мы отправимся в путь сегодня,
– Не изводи меня, – отрезал Людовик. – Времени у нас достаточно, а Христос должен быть на первом месте.
– Хотя времени у нас и достаточно, но когда же мы уедем? Я хотя бы смогу начать подготовку.
– На Пасху, – ответил он. – Отпраздную Пасху в Иерусалиме, а затем решу насчет отъезда.
– Но до Пасхи еще больше двух месяцев.
– Зато у тебя будет время подготовиться, – холодно заметил он. – А до тех пор я с места не сдвинусь. Я молился в Вифлееме на Его Рождество. А теперь отмечу Его смерть и воскресение в том месте и в тот день, когда это случилось.
В его взгляде читалось упрямство, и она сразу поняла, что спорами ничего не добьется.
– Когда приедем в Рим, я все же получу развод, – сказала она.
Людовик пожал плечами:
– Если папа согласится, то пусть так и будет.
Он произнес это безразличным тоном, но в нем чувствовалось напряжение. Алиенора знала, что Сугерий без конца советовал ему не соглашаться на развод. Люди скажут, что мужчина, который не способен удержать жену или завести наследников – плохой воин и никудышный король; а когда монарх не отличается мужественностью и властностью, то страдает вся страна. Ей играло на руку то обстоятельство, что Людовик двойственно отнесся к совету Сугерия. Развод – это новый этап, а чтобы возместить потерю Аквитании, Людовик мог бы найти новую королеву с хорошим приданым и родословной.
Когда король ушел, Алиенора велела принести пергамент и перья и написала Жоффруа де Ранкону. Письма в Аквитанию шли несколько месяцев и обратно не меньше, поэтому она старалась ничем себя не выдать в посланиях. То же самое делал он. Де Ранкон высылал ей отчеты, которые на первый взгляд ничего не содержали, кроме деловых сообщений верного вассала своей вельможной хозяйке, но оба давно научились читать между строк.
Она рассказала ему о потере ребенка, и он горевал. Де Ранкон делал все, что мог, чтобы удержать Аквитанию на плаву во время ее отсутствия, но ему очень мешали Сугерий и французы, совавшие нос не в свои дела. Он часто о ней думал, молился о ее возвращении и благополучном завершении дела в Риме. С последним письмом он прислал брошь в виде орла с распростертыми крыльями, изображенного на эмали. Алиенора носила брошь каждый день и даже сейчас дотрагивалась до нее, прежде чем обмакнуть перо в чернильницу из бараньего рога и написать, что она вернется домой до того, как амбары наполнятся следующим урожаем, и что, с Божьей помощью, она будет свободна.
Глава 33
Средиземное море, май 1149 года
Алиенора не отрываясь смотрела на искрящуюся солнцем морскую гладь, пока сицилийская галера рассекала глубокие сапфировые воды, оставляя за собой белые борозды. Сильный ветер наполнил паруса, и корабль быстро продвигался, держа курс на Калабрию. Кок поджаривал на палубе только что пойманные сардины и готовился подать их с горячими лепешками, сдобренными чесноком и тимьяном.
Прищуриваясь, Алиенора могла разглядеть другие суда французского флота. Корабль Людовика, естественно самый большой, поднял на мачте голубое знамя с золотой лилией. Ее корабль, украшенный как гербовой лилией, так и орлом Аквитании, был размером поменьше, но она радовалась, что не совершает морской переход вместе с Людовиком. Его компания доставляла ей столько же удовольствия, сколько камешек в туфле.