Летные дневники, часть 5
Шрифт:
Я прекрасно знаю нормы расхода, умею экономить. Но мне за это не платят. Пусть же действует объективный закон. Аэрофлоту должно быть хуже от своей жадности. А иначе – не прошибешь. Мои благие устремления уже давно засохли и облетели с черного ствола службы.
Мы потом долго и со смаком смеялись. Экономист… на злобу дня.
А зашел разговор о Репине, как он ушел из партии, – Ш. сказал, что это непорядочно: как стал таксистом, так жалко стало денег, взносов, – вот, мол, что его побудило.
Ну и корми ее, свою партию. А когда
Конечно, мучаясь и терзаясь этими непростыми моральными вопросами, я, по порядочному, должен предстать пред лицом своих товарищей-большевиков, и, каясь, положить партбилет сейчас, – как я есть недостойный бороться за святое дело коммунизма.
Но товарищи мои, большевики, меня не поймут и втихаря обзовут дурачком. Но зато морально я буду прав, а Ш. пожмет мне руку… и, пожалуй, на совете командиров поддержит намек, что, мол, Ершов положил партбилет, так какой с него тогда командир экипажа…
Нет уж. Все мы продукты своего времени. И от партии откупаемся, чтобы помалкивала, когда воруем, или чужое место занимаем, или несостоятельны, или просто чтоб партия не укусила, если задумаешь уйти.
Несознательный я. Начитался про дурачков-правдоискателей. Зачем?
То ли дело. В баньку сходил сегодня – и счастлив. Надя выздоровела – и слава богу. Оксана на повышенную стипендию сдала сессию – вот и радость. И пошли вы все, со своей моралью, политикой и экономикой, подальше.
18.02. Государство уравнительного социализма. Страна троечников. В ее схему никак не вписывается отличник, талант. Поэтому и требования, вкусы и нормы… средненькие.
Прав был тот француз, который, выйдя из нашего столичного ГУМа, воскликнул: «Боже мой! Такое белье – и такая рождаемость!»
И правильно. По понятиям цивилизованного человека, мужчина, случайно увидевший женщину в таком белье, должен бы получить на почве нервного потрясения устойчивую импотенцию.
Не потому ли наша страна не нуждается в презервативах? Так нет же… по абортам мы не на первом даже, а на нулевом месте.
Может быть, я был бы уже миллионером, избери Россия иной путь. Кто его знает. А так я такой же нищий, как и все.
Сказать в цивилизованном обществе, что жена капитана воздушного лайнера не может купить себе бюстгальтер… Да и я хожу в ситцевых рабоче-крестьянских трусах.
20.02. То состояние мышления, которое я, как и многие, переживаю нынче, называется политическим нигилизмом. Наверное, и через это надо пройти, через эту детскую болезнь самостоятельного осмысления жизни.
У меня выходит, что Маркс, Ленин, РСДРП, революция, – все было напрасно, вело в тупик.
Вряд ли. У человечества появился выбор.. Другое дело, что новый, неизведанный социалистический путь
Ребенок родился преждевременно?
Умилительный пример рабочего-путиловца насчет того, что «часы теперича – наши», не подтвердился жизнью. Оказалось, что психология «мне, мое, много» более живуча и более присуща реальному человеку при любом строе. Вопрос собственности – вот главный вопрос, и при социализме «наше» не пошло, стало – «ничье». Поэтому Совет трудового коллектива – нежизнеспособная идея. Нужен Хозяин и – «мое».
А страна себе живет, государство со страшноватой историей.
Не надо все отметать. Я родился и рос, учился, кормился, трудился в этой стране, с этим народом, болел его болезнями, и вполне осознаю себя частицей Родины.
Обидно за обман, но все же это лучше, чем слепая вера, неведение и бездумье.
И опять же: линию на правду твердо держит партия. Ну, партийное руководство. Ну, не на всю правду.
Им наверно страшно глядеть на джинна, выпущенного ими же из бутылки, но деваться некуда. Всеми силами пытаются создать в народе предпосылки понимания того, что возврата нет, что все уже всё поняли и что абсолютное большинство уже подхватило знамя – и вперед!
Нет. Пока шумит и выпускает пар незначительная и не самая значимая часть народа. Народ же, привыкший не торопиться с выводами, – и не торопится. Молчит, выжидает. И я с ним. Вот нас – большинство.
Но в моей реальной жизни, в той, что меня кормит, в моих производственных отношениях, я тщательно отгораживаюсь от всего этого шума строго очерченными рамками ремесла – и не более.
22.02. Переваривая информацию и пытаясь осмыслить то, что называется перестройкой, я прихожу к одному выводу.
В стране два класса: власть имущие или бюрократия – и остальные.
Власть имущие это: Генсек, он же Председатель Президиума, это члены Политбюро и ЦК, это КГБ, это министерства и ведомства; то же самое на уровне республик. Их аппарат – миллионы человек. Их придатки – комсомольская, профсоюзная, народно-контрольная и прочая бюрократия.
На местах: обкомы с их аппаратом и придатками, и параллельно – и главнее – щупальца министерств: директора предприятий и шерсть вокруг них.
Всей этой олигархии принадлежит реальная власть. За обладание этой властью идет борьба, и они ни за что на свете власть не отдадут. Власть – их высшее, выше денег, устремление и смысл существования.
Они взяли власть еще при НЭПе, и все страшные политические преступления – дело только их рук. Народ эту власть не хочет признавать, да просто ненавидит, но… власть у них, а не у нас.
Они могут с нами заигрывать, иногда что-то подсластить, – но поступиться, ослабить хватку и отдать власть – ее они не отдадут никогда, ни за что, какой бы перестройкой ни прикрывались.