Лето, до нашей встречи
Шрифт:
— Я думала, это машина Клода, — отстраненно сказала Анджела, все еще глядя в окно.
— Его, — сказал Ржавый. — Я её реквизировал. Где она?
— Она сказала, что хочет побыть одна, — сказала ему Лиз.
Возможно Кэми и требовалось время, чтобы побыть в одиночестве, но вот-вот приедет её семья, и они сойдут с ума, если не найдут ее. А Лиз была здесь самой взрослой; она несла ответственность за Кэми и Анджелу так же, как и за остальных детей.
— Я схожу за ней, — сказала Лиз и удивилась решительности в своем голосе. Ни Анджела, ни Ржавый не стали
Разумеется, это означало, что Лиз придется покинуть домик и компанию, чтобы отправиться под темнеющими небесами в лес.
Она десятки раз водила детей на прогулки на природу, но никогда не ходила через этот лес в одиночку и, особенно, когда ночь была так близко. Лиз была скорее городской девушкой, привыкшей к четким линиям мира, выстроенного в определенном порядке, и она обнаружила, что ей неуютно под перешептывающимися тенями деревьев.
Она всегда считала себя любительницей природы. Но было нечто пугающее в лесу, когда свет умирал. Закат заставил темные листья над головой Лиз выглядеть так, будто их окунули в кровь, а в промежутках пространства под кронами деревьев свет стал серо-зеленым. Каждое пустое место казалось сгустком тьмы, словно находилось под водой.
Все, что она могла видеть, все, что давало ей знать, что лес — это не весь мир, был высокий позолоченный Ауример Хауз за деревьями.
Линберны наблюдали с холма.
Она окликнула Кэми несколько раз, но, казалось, листья заглушали её голос, и дальше она пошла молча.
На Кэми она наткнулась почти случайно, с таким же успехом Лиз могла обнаружить цветок или растение, что-то принадлежащее лесу и не ставшее ей отвечать.
Кэми сидела в тени между излучиной карьера и бурлящей рекой. Ее колени были притянуты к груди, а подол длинной белой юбки раскинулся вокруг, скрывая ступни. Она прятала лицо в руках.
Она плакала, но гораздо больше беспокоило то, что она говорила. Сквозь её пальцы просачивались тихие обрывки слов, и Лиз уловила только некоторые из них.
Она разговаривала с кем-то, кто был далеко.
Лиз почувствовала шок, за которым последовала мысль, что это естественно, что это грустно и мило. За этим снова последовало сильное беспокойство, когда она слушала и понимала, что Кэми разговаривает не с бабушкой.
Все, что Кэми говорила в течение последних недель, маленькие оплошности, сложились в голове у Лиз и сформировались в ужасную картину. Лиз подумала о глазах Кэми, о ее слепом взгляде в никуда.
«Слепа для всего настоящего, — подумала она, — оттолкнула людей, чтобы уйти и предаться своему безумию в лесу. Эта храбрая, умная, забавная девушка, которая обрела себя, лишь когда была доведена до крайности».
Кэми заломила руки, склонила голову и говорила с лесом и небом, как будто они были человеком, кем-то, способным предложить ей успокоение, когда больше никто не мог.
Спокойно, едва осмелившись положиться на свой голос, Лиз окликнула её.
Кэми подняла голову с ладоней. Ее глаза все еще выглядели ошеломленными и ослепленными, словно она находилась за тысячу миль отсюда и была там в безопасности, по щекам текли слезы, а вся ситуация открылась перед ней в новом свете: она скорбела и была в лесу одна, юная и дрожащая, не только от шока, но и от боли, девочка.
— Ну же, дорогая, — сказала Лиз. — Твоя семья совсем скоро будет здесь. Они захотят увидеть тебя.
Она ожидала нового взрыва слез, но Кэми снова её удивила. Она сделала короткую паузу, а затем решительно стиснула зубы и поднялась на ноги.
— Ну да, — сказала она. — Ты права. Я им нужна. Так что я должна быть там.
Когда Лиз попыталась обнять проходящую мимо Кэми за плечи, та улыбнулась в ответ, но отстранилась. Идя к домику, она расправила плечи, словно агент на задании.
Машина Глэссов уже стояла возле домика, и Лиз с Кэми ускорили шаг. Кэми оказалась там быстрее Лиз, и к тому времени, как к двери подошла Лиз, она увидела Кэми, нерешительно застывшую посреди комнаты.
Черноволосый мальчик открыто плакал на руках у Клэр Глэсс, а мальчика в очках с волосами, как у мамы, обнимал Джон Глэсс. Оба её родителя смотрели на Кэми, и девушка, очевидно, на мгновение застряла в болезненной нерешительности, будто она не привыкла быть лишней, будто прежде ей всегда было к кому подойти.
Ржавый с Анджелой прислонились к окну. Лицо Ржавого изменилось, когда он увидел Кэми. Он выпрямился.
Но именно Анджела, холодная, недосягаемая Анджела, словно ракета пересекла комнату и практически врезалась в объятия Кэми. Кэми издала спешный, негромкий вскрик удивления, но руки её тут же обвились вокруг Анджелы, а пальцы вцепились в её плечи, обтянутые рубашкой. Длинные, иссиня-черные волосы Анджелы смешались с более короткими, блестящими волосами Кэми, и черный цвет размыл каштановый. Даже смешавшись, настолько легко их было различить, настолько были они разными. Две девочки прилипли друг к другу.
— Эй, Кэми, — сказала Анджела. — Не убегай вот так. Я думала, что ты заблудилась.
— Прости, — ответила Кэми. — Нет. Я никуда не делась.
Спустя минуту Анджела отпустила её, и после объятий Кэми казалась более уравновешенной, как после того безумия в лесу. Это дало Джону и Клэр Глэсс необходимое им время, чтобы высвободиться самим и подвести своих сыновей к Кэми, чтобы они могли собраться вместе.
Кэми подошла к отцу, и, взяв его за воротник рубашки, пригладила его волосы назад. Она больше напоминала мать, чем дитя.
— О, папа, ты в порядке?
— О, Кэми, — сказал её отец тем же самым тоном, который использовала она, подражая печали и нежности. — Не волнуйся обо мне, девочка моя.
Они держались друг за друга мгновение, а между ними стоял мальчик в очках. Рука Кэми обнимала его за худенькие плечи. Потом Кэми подошла к своей маме, пытаясь успокоить и её, пытаясь справиться со всем и ни на мгновение не остаться наедине с каждым родителем.
Поначалу она не заметила Ржавого, а когда это все же произошло, она прищурилась, глядя на него.