Лето и дым
Шрифт:
Джон. Нет! В письмишке чек на кругленькую сумму от папаши Гонзалеса.
Роза. От папы?
Джон. Конечно, на этот переводик мы и будем жить. А как же! Еще недавно я и помыслить бы об этаком не смог. А нынешнее лето все перевернуло: помышляю! И не только помышляю — жажду! Катился ли кто-нибудь вниз так стремительно, как я этим летом? Кубарем, словно камень с горы! А вот поди ж ты. каждый вечер чистый белый костюмчик! Дюжину имею! Шесть в гардеробе, пять в стирке, один на мне! И на лице — никаких следов порока: по утрам проверяю, когда бреюсь. А ведь днями тем только и занят все лето, что вспоминаю прошлую ночь и предвкушаю следующую.
Снова звонит телефон, и снова Джон
Роза снимает трубку.
Танцуй, Роза! Почему не танцуешь?
Роза начинает танцевать, но вдруг, зарыдав, падает на пол у его ног.
Роза. Не до танцев мне!..
Гонзалес (в соседней комнате, во всю глотку). Плевал я на все!..
Джон (протрезвев). Зачем я ему только нужен в зятья?
Роза (всхлипывая). Ты нужен мне! Мне!
Джон (подняв ее с пола). А тебе зачем?
Роза (прильнув к нему). Затем, наверно, что родилась я в Пьедрас-Неграс, и в домишке нашем была одна комната, и все мы там спали вповалку на грязном полу — пятеро мексиканцев, три гуся и бойцовый петушок, Пепе! Ха-ха! (Истерически смеется.) Здорово дрался наш Пепе! С него и повелись у папы деньжонки — ставил на Пепе и выигрывал! Ха-ха! А спали мы все вместе, и по ночам я слышала, как папа с мамой занимались любовью. Папа пыхтел и хрюкал, чтоб выказать страсть, а я все думала, как она противна, эта любовь, и как противно быть мексиканцами и спать всем в одной комнате на грязном полу, и как противно, что от всех нас смердит — ведь вымыться как следует негде!..
Теперь мелодию ведет аккордеон.
Джон. Какое это все имеет отношение?..
Роза. …к тому, что ты нужен мне. Ты высокий и стройный! От тебя хорошо пахнет! И я так рада, так рада, что ты не пыхтишь и не хрюкаешь, чтобы выказать страсть! (Судорожно обняв его.) Ах, quien sabe! [7] Вдруг что случится сегодня, и достанется мне вместо тебя какой-нибудь смуглый мозгляк из папиных дружков!
7
Кто знает! (исп.)
Гонзалес (повелительно). Роза! Роза!
Роза. Dejalo, dejalo, papa! [8]
Гонзалес (входит, нетвердо ступая). Золотые бусинки… (Подойдя к Розе, перебирает пальцами ее золотые бусы.) Джонни… (Пошатываясь, идет к Джону, лезет с пьяными объятиями.) Я тебе что хотел сказать!.. Дочурка моя Роза, когда маленькая была, увидела раз нитку золотых бус… И вот пристала: купи да купи… всю ночь проревела. А денег у меня на них не было… Собрался я утречком и на поезд. Приезжаю в город, захожу в лавку, дайте, говорю, нитку золотых бус. А приказчик мне: «Денежки покажи!» Гляди, творю, лезу за пояс и достаю… — нет, не деньги, а вот что! (Вынимает револьвер.) Есть, говорю, и денежки, есть и, кое-что еще! (Смеется.) Получила она золотые бусы! Все, что хотела, раздобывал ей либо этим (вытаскивает пачку денег)… либо этим! (Помахивает револьвером.)
8
Да, да, папа, я здесь! (исп.)
Джон (отталкивая его). А ну, подальше, Гонзалес! Несет как из помойки!
Роза. Dejalo, dejalo, Papa! [9]
Гонзалес (поддерживаемый Розой, пошатываясь, идет к кушетке). Le doy la tierra у si la tierra no basta — le doy el cielo! [10] . (Рухнул на кушетку.) Плевал я на все!.
Роза (Джону). Пойдем где все. А он пусть полежит, ладно? (Выходит.)
9
Оставь, оставь, папа! (исп.)
10
Подарю я землю и, если земли, мало, подарю небо! (исп.)
Подойдя к окну, Джон смотрит на дом Уайнмиллеров. В осветившуюся гостиную входит Альма, одетая в ночной капотик. Идет к окну, смотрит на дом напротив. Взгляды их устремлены сквозь мрак друг к другу. Начинает звучать музыка, и, словно ведомый ею, Джон медленно выходит из дому, направляется к дверям Альмы, а она всё стоит, не шелохнувшись, у окна. И только когда он уже в ее комнате, и замерла музыка, и слышен лишь шелест ветра, она медленно оборачивается.
Джон. Дверь была отперта я счел это приглашением… С залива дует ветер… несет прохладу. А голова в огне…
Альма молчит.
(Чуть приблизившись.) Молчание?..
Опустившись в большое кресло, Альма закрыла глаза.
Да… гнетущее молчание. (Подойдя к ней.) Уйду, уйду сейчас! Приложите мне только руки к лицу, a?.. (Присев на корточки.) У вечности и у шее Альмы такие холодные руки!.. (Прижался лицом к ее коленям; глаза ее по-прежнему закрыты; так они и застыли в позе, заставляющей вспомнить изваяния Богородицы, скорбящей над телом Иисуса.)
На неярко осветившейся противоположной части сцены входит в свой дом доктор Бьюкенен. Остановившись в дверях кабинета, окидывает его взглядом. В музыке Сникла тема любви — взметнулся зловеще грохочущий мексиканский мотив.
Роза (входит). Джонни! (Заметив доктора Бьюкенена, застыла в удивлении.) Простите, приняла вас за Джонни. Я Роза Гонзалес!
Доктор Бьюкенен. Это мне известно. Что тут делается в моем доме?
Роза (нервничая). Джон устроил прощальную вечеринку — мы с ним уезжаем завтра. (Вызывающе.) Да, вместе! Надеюсь, вы рады за нас; а нет — все равно: мы с Джонни рады, и папа мой тоже.
Доктор Бьюкенен. Вон из моего дома, гадина!
Гонзалес (сев, спьяна). Плевал я на все!
Доктор Бьюкенен (обернувшись к нему и угрожающе подняв свою трость с серебряным набалдашником). Забирай свою… мерзавку и убирайся прочь! (Наносит ему удар тростью.) Вон отсюда, слышишь!.. И все вы там убирайтесь с вашими пьяными девками!..