Лето и дым
Шрифт:
Голос Джона (из темноты). Не понимаю, почему мы не можем зайти в казино.
Голос Альмы. Отлично понимаете, не притворяйтесь.
Голос Джона. Может, все-таки объясните причину.
Альма (входя в беседку). Я дочь священника.
Джон. Это не причина. (Входит вслед за нею. На нем белый парусиновый костюм; пиджак
Альма. Вы врач вот вам более веская причина. Появляться в подобном месте не подобает ни вам, ни лене. Вам — в особенности!
Джон (громогласно). Дасти!
Дасти (из темноты). Иду!
Джон. Что это вы там роетесь в сумочке?
Альма. Ничего-ничего.
Джон. Что у вас там?
Альма. Отдайте, пожалуйста.
Джон. Таблетки? Те, что я дал, — снотворные?
Альма. Да.
Джон. Для чего они вам?
Альма. Приму одну.
Джон. Сейчас?
Альма. Да.
Джон. Зачем?
Альма. Зачем? Затем, что я чуть не умерла в автомобиле от разрыва сердца Демон вас, что ли, обуял, что вы так гнали?
Входит Дасти.
Джон. Бутылочку красного!
Дасти. Мигом! (Удаляется.)
Джон. Эй! Скажешь Плюгавому — пусть сыграет для меня тот блюзик — «Желтый пес».
Альма. Будьте добры, верните мои таблетки.
Джон. Вы что — наркоманкой хотите стать? Я ведь ясно сказал вам: по одной и только в случае необходимости.
Альма. Вот мне сейчас и необходимо.
Джон. Сядьте и прекратите эти придыхания.
Дасти приносит узкую длинную бутылку вина и два бокала.
Петушиный бой когда начинается?
Дасти. Часиков в десять, доктор Джонни.
Альма. Не поняла: что начинается?
Джон. У них тут в субботу по вечерам петушиные бои. Не приходилось видеть?
Альма. Разве что в одном из предыдущих своих воплощений.
Джон. Когда нос ваш был украшен медным колечком?
Альма. Вот тогда я, возможно, посещала подобные представления.
Джон. Вам предстоит
Альма. Мне — нет.
Джон. Мы ведь затем и приехали.
Альма. Я полагала, зрелища такого рода запрещены.
Джон. Мы с вами в казино «Лунное озеро», где все дозволено.
Альма. И где вы частый гость.
Джон. Я бы даже сказал: завсегдатай.
Альма Значит, как ни жаль, вы, наверно, и вправду решили забросить медицину.
Джон. Можете не сомневаться. Удел врача — замкнуть себя в кругу болезней, невзгод, смерти.
Альма. Грустно слышать. Отцу вы уже сказали?
Джон. Словам он не поверит. Ему будут представлены наглядные доказательства.
Альма. Вчера ночью я слышала, как у вас в кабинете надрывался телефон. И никто не ответил. Бог мой, как это было мучительно! Я закрыла в спальне окно, чтоб не слышать, но все равно было слышно.
Джон. И мне было слышно. Всю ночь дребезжал под ухом. Как уехал отец, я и не подхожу. (Отпивает из бокала.)
Альма. Не сочтите за дерзость, но хотелось бы знать, чем вы займетесь, оставив медицину.
Джон. Не сочту за дерзость.
Альма. Но и не ответите?
Джон. Не решил еще окончательно, мисс Альма, но последнее время подумываю о Южной Америке.
Альма (с грустью). А-а-а…
Джон. Слышал я, что в тамошних кантинах куда веселей, чем в наших пивнушках, а сеньориты — пальчики оближешь!
Альма. У Дороти Сайкс брат уехал в Южную Америку, и с тех пор ни слуху ни духу. Только здоровые, крепкие натуры могут выжить в тропиках. Для других они — трясина.
Джон. Значит я, но вашему, — натура не крепкая?
Альма. Вы весь раздерганный какой-то. Просто до ужаса, до ужаса раздерганный, — как и я, только по-другому.
Джон (вытягивая ноги). Ах-ах-ах, хи-хи-хи, ха-ха-ха.
Альма Вы и в детстве, бывало, так говорили, чтоб выразить возмущение!
Джон (скаля зубы). Неужто?
Альма (резко). Как вы сидите?
Джон. А что?
Альма У вас в этой позе вид праздного, забулдыги.
Джон. А может, я и есть праздный забулдыга?