Лето коронации
Шрифт:
Когда Керри вынашивала Розу, а потом – ребенка, которому не суждено было родиться, по утрам у нее случались приступы головокружения и тошноты, причем уже в первый месяц беременности. По этому поводу они с доктором Робертсом даже посмеивались и шутили. Однако ей не верилось, что признаки зачатия могут проявиться спустя восемнадцать часов.
– Тебя мутит исключительно из-за твоих переживаний за Мейвис, – вслух уговаривала себя Керри. Но отраженные в зеркале глаза смотрели на нее без должной уверенности. А вдруг это вовсе не так? Что, если она забеременела? И теперь в ее чреве созревает плод ее греховной связи с Заком? Боже, что же ей тогда делать?
Глава 18
Одетая в белую шелковую блузку, черные брючки, черные кожаные мокасины и желтый кашемировый жакет, Кристина сидела у больничной кровати Джека, не сводя с него встревоженных усталых глаз. Она успела съездить домой и вернуться после своего первого посещения. Оглушенная известием, принесенным викарием, она не сообразила за– ехать за пижамой и туалетными принадлежностями мужа и примчалась в больницу Святого Фомы в пятом часу утра с пустыми руками. Сейчас, однако, в тумбочке возле кровати Джека лежало все, что ему могло понадобиться. Сам же он дремал, откинувшись на подушки, и выглядел не лучше, чем покойник в гробу.
– Ваш супруг еще легко отделался, – успокоил Кристину хирург, оперировавший Джека. – Пройди лезвие ножа чуточку левее, и рана оказалась бы смертельной. С ним рвется побеседовать следователь, но я запретил его допрашивать, он слишком слаб.
Миловидное лицо Кристины исказилось, и врачу стало ее жаль. Она была не похожа на женщину, мужа которой могут ранить ножом в драке, завязавшейся из-за другой особы женского пола. Врач распорядился перевести его противника в этой безобразной поножовщине в соседнюю палату. Но пока Арчи Дьюк лежал за ширмой всего через несколько кроватей от Джека, что создавало взрывоопасную ситуацию. Персонал в любой момент ожидал какого-нибудь нового безобразия, учинить которое могли не столько сами пострадавшие, сколько их посетители.
– Вам лучше дождаться, пока больной очнется после анестезии, в комнате для посетителей, мадам, – сказал врач, недоумевая, почему такая приличная дама стала женой хулигана и содержателя притона. – Находиться в палате посторонним разрешается только в часы, предусмотренные для посещения.
– Да, разумеется, доктор, – промолвила Кристина, мысленно благодаря Бога за то, что Боб Джайлс уехал в больницу к Мейвис. Теперь у нее появилась возможность обдумать сложившуюся ситуацию. А подумать ей было над чем. Она еще не пришла в себя после волнения, пережитого во время операции. Терзаемая дурными предчувствиями, она поняла, что жить без Джека не хочет и, если случится чудо и он выкарабкается, ей придется смириться и с его образом жизни, и с его любовью к Мейвис. Не сдержавшись, она расплакалась. Ну почему их отношения так изменились? Может быть, в этом виновата и она, поскольку оставалась равнодушной ко всем его делам? Что еще, помимо шашней с Мейвис и темных делишек, ей не известно о муже?
Позже, когда ее пустили к нему в палату, Джек, едва придя в сознание, погладил ее по руке и прохрипел:
– Это ты, Кристина? Я рад, что ты пришла, любимая!
Он вновь впал в забытье, и медсестра выпроводила ее. Кристина вернулась в комнату для посетителей и разрыдалась.
Больницу она покинула, когда туда пришел Чарли. Но отправилась не в Гринвич, а на площадь Магнолий, где о происшествии было уже всем известно. Люди расспрашивали ее о состоянии Джека и Мейвис. Кристина стоически скрывала свое состояние и ровным голосом отвечала, что Джек непременно поправится. О Мейвис же, говорила она, ей ничего не известно, кроме того, что та серьезно пострадала. Вот вернется из больницы мистер Джайлс, он обо всем подробно и расскажет.
Наконец она заперлась в своем доме и, тяжело вздохнув, призналась себе, что не желает думать о сопернице. Ведь если бы не она, с Джеком ничего бы не случилось.
Чтобы отвлечься, Кристина взяла с полочки в ванной бритвенные принадлежности мужа, мыло, зубную щетку и пасту, положила все это в мешочек и, сунув его вместе с двумя парами нижнего белья в сумку, вновь выбежала из дома, провожаемая любопытными взглядами Летти и Нелли.
Поборов желание сесть в автобус и сразу же поехать в больницу Святого Фомы, она побрела через пустошь в Гринвич на встречу с Мейдж Дрейкап, чтобы забрать у нее на день малютку Джудит – теперь они встречались регулярно.
– А почему мне нельзя пойти в больницу вместе с тобой? – спросила девочка, когда они ехали на автобусе к Лондонскому мосту. – Я буду хорошо себя вести, даже рта не раскрою! Даже не пискну!
Впервые за это утро Кристина улыбнулась. Как хорошо держать малышку за руку и смотреть в ее доверчивые темные глаза, так похожие на ее собственные!
– Детей в больницу не пускают. Ты подождешь меня снаружи, в саду, вместе с другими ребятишками. Я скоро приду. Взрослым тоже не разрешают задерживаться в больнице надолго.
Сейчас, получив разрешение посидеть в палате, Кристина видела в окно, как Джудит играет с другой девочкой в мраморные шарики на площадке перед больницей.
– О чем задумалась, любовь моя? – поинтересовался Джек. Его перебинтованная рука покоилась на перевязи, грудь тоже была забинтована.
Их взгляды встретились, и ее сердце захлестнули противоречивые чувства – любовь, тревога и грусть.
– О Мейвис, – тихо призналась она. – О том, как долго вы с ней встречались и будет ли ваш роман продолжаться дальше.
Джек закрыл глаза и легонько сжал ее руку. То, что произошло минувшей ночью между ним и Арчи, непостижимым образом высветило и обострило все их с Кристиной проблемы. Он уже не мог относиться к ее побегу из дома как к заурядной размолвке между супругами. Ему стало ясно, что Кристина не получала удовольствия от семейных ссор и перебранок, а просто ей стало невмоготу. Она совершенно не походила на девчонок из юго-восточного Лондона и была настолько единственной в своем роде, что, казалось, свалилась на площадь Магнолий с другой планеты. Ей претили вызывающе-вульгарные манеры местных хохотушек, их деланная беспечность и показная веселость. Джек знал, что он никогда не встретит женщину, даже приблизительно похожую на Кристину. Поэтому он не желал ее терять и готов был бороться за нее до конца, чего бы ему это ни стоило.
Превозмогая тошноту и головокружение, мучившие его после анестезии, он ответил как мог откровенно:
– Между мной и Мейвис действительно сложились необычные отношения. Но поверь мне, Кристина, не по моей инициативе. Я всячески старался избежать этого.
По бледным щекам Кристины побежали соленые ручьи. Сдержанная по своей природе, она почти никогда не плакала. Но сейчас эмоции вырвались наружу, слезы потекли потоком.
– Я люблю только тебя! – вскричал Джек, и все находящиеся в палате заинтересованно обернулись. – Это правда, поверь!