Шрифт:
Лё-ля
Она любила прогулки, когда жила в центре. Это место стало каким-то особенным. Оно начиналось у моста Петра Великого, а заканчивалось мостом соседним, соединяющим разные берега Заневского проспекта. Незасыпающие светофоры провожали очередную белую ночь зелёным светом, одинокие чайки, сидя на гранитных парапетах, лениво кричали, растворяя над водой редкие звуки раннего петербургского утра…
Иногда по лестницам можно было спуститься к реке. Её мелкие волны заставляли бесконечно двигаться невысокие дома. Ясно-голубые глаза Лёли следили за этой живой картиной, которая становилась ещё более подвижной, когда по течению Невы проходил куда-то спешащий буксир. Непроизвольно
– Сергеич, прими инструмент! Всё, держишь?..
– Да, отпускай, взял!..
Лёле стало очень интересно, кто это может говорить с воды. Она попыталась перегнуться через парапет, но старание увидеть словесный источник ни к чему не приводило. Всплески и бульканье воды не прекращались. Лёля сбежала по соседней лестнице и увидела водолаза. Она была знакома с ними на расстоянии. Такие мужчины не раз представали перед ней, но то ведь чаще с экранов телевизоров, а этот, внезапно вошедший в её жизнь, был совсем рядом. По его чёрному телу сбегали капли. Они заканчивали свой бег только тогда, когда превращались в юркие ручейки, исчезающие в тёмных волнах. Мужчина снял блестевшую маску, громко выдохнул и повернулся к неподвижно наблюдавшей гостье. Их глаза встретились тотчас, а разные цвета каждого смотрящего растворились друг в друге. Неожиданно Лёле захотелось сказать что-то. Её шея даже слегка потянулась вперёд, а рот открылся немного. Язык предательски прилип и не шевелился вовсе. За него о чём-то добром сообщили глаза. Они произнесли неслышно приветствие и ждали с нетерпением ответа. Он последовал почти что сразу, потому что сначала слово опередила улыбка…
– Привет! Я Григорий… Или просто Гриша! Я вот продрог слегка, а тебе я смотрю совсем не зябко!.. Ты если хочешь, то можешь ближе подойти. Я человек простой, поэтому… давай подружимся!..
Лёле голос собеседника очень понравился. В нём было нечто особенное. Он казался знакомым, почти родным. Лёля ловила себя на мысли, что совершенно точно знает его, как будто слышала часто. В едва низких нотах веяло внутренней добротой. После каждого сказанного Григорием слова, ему хотелось ещё больше довериться, положить голову на плечо, и не важно, что оно всё ещё оставалось мокрым…
"А мы не встречались раньше? Как будто в другой жизни сталкивались, но затерялись в беспамятстве!" – пронеслось в голове Лёли…
Григорий не слышал вопроса, лишь глядя в глаза робкой собеседницы продолжил: "Мы вот с товарищами набережную укрепляем. Снаружи всё ничего, а под водой полным-полно работы. Её много, и за сегодня не успеем закончить. Скорее всего на несколько дней хватит. Если хочешь, приходи завтра, я очень буду рад тебе!.."
Товарищи Григория помахали Лёле, а улыбчивый собеседник, вооружившись неведомым инструментом, растворился в Неве…
Теперь она каждый день спешила к знакомому месту. Оно притягивало невидимым магнитом, заставляло сердце стучать часто. Дыхание нарушалось само собой и становилось беспокойным. Глаза ясного неба искали в этом вечнотекущем киселе того самого заветного, кого даже ночью забыть не получалось. Во снах Лёли они ходили вместе, бежали навстречу порывистому ветру, играли в прятки среди стволов высоких лесных деревьев. Иногда он бежал за ней, а через минуту сама Лёля пыталась его настигнуть. Ей, конечно же, удавалось сделать это чаще…
Уже прошло минут тридцать, как она ждала его не меняя места, хотя товарищи Григория разводили руками и вслух произносили, что помочь ничем не могут. И не устроить им этой встречи, дескать, попробуй придти завтра…
А завтра совсем повезло, потому что избранный долго говорил о хорошем. Он рассказывал о своих былых буднях и весёлых приключениях. Лёля слушала неперебивая, съедала каждое слово. Сама же в ответ молчала, молчала и молчала…
Это было что-то непередаваемое внутри, когда он вдруг однажды приобнял её и негромко сказал на ухо: "Прощай, Лёлечка, завтра, скорее всего, мы уже не увидимся. Я бы хотел запомнить этот день таким, с тобой рядом. Если ты не против, то давай сфотографируемся… Сергеич, держи телефон. Сделай кадр!"
Товарищ кряхтел долго, приседая в ластах. Фотографировал раз, потом ещё один. Лёля чувствовала в сегодняшнем дне что-то горькое. Ей захотелось прижаться к водолазу. Запах костюма и тины не казались уже противными. В них было что-то родное. Щетина Григория перестала колоться, а его руки крепко обняли Лёлино тело, и губы произнесли негромко: "До встречи, Лёлечка! Лё-ля…"
С того дня прошло не так много времени, месяца два наверное. Лёля всё ещё пыталась отыскать Григория у гранитной набережной. Ей не верилось, что необычное знакомство так быстро закончилось. Сегодня Григория называют водолазом, а ведь когда-то неповторимый человек был кинологом, который одним своим появлением смог покорить сердце хаски…
Вечером ясно-голубые глаза собаки смыкались, она видела человека в блестящей маске. Его руки дарили тепло объятий, губы говорили шёпотом, но очень отчётливо: "Лё-ля…"
Уберите это немедленно
Утро начиналось с раннего подъёма. Нужно было быстро одеваться, есть быстро, собрать обед на день и спешно выходить. Впереди ждала дорога асфальтированная, а после – вымощенная плиткой. За эскалатором следовали пути железные, подземные. Двадцать минут в тоннелях на синем гудящем драконе пролетали быстро. Всегда казалось, что звуки его протяжных завываний разгоняют перед собой тьму.
От метро оставалось пройти пешком ещё минут десять, и вот она – типография. Спешащие работники утренней смены протискивались через узкие турникеты проходной издательского комплекса…
– Так, где ваш пропуск? – усатый мужчина с жетоном на груди всматривался в лица и в фотографии удостоверений. – Да, доброе утро, здравствуйте… Проходите, поспешите, не задерживайтесь…
Рабочая смена начиналась с семи утра. Было минут пятнадцать, чтобы переодеться, подготовить машины, настроить их для долгой трудовой деятельности. По обе руки стояли металлические монстры. Изо дня в день они резали, клеили, обжимали, сортировали… Тысяча операций в одном огромном цеху. Вот линия Колбуса, далее листоподборка. В народе прижилось иное название: листопад. В отдельных помещениях стояли машины гильотинные, а в дальнем углу аппарат обвязки или упаковки. Каждый рабочий день люди здоровались друг с другом, жали руки, кивали головой на расстоянии…
– Ой, сегодня ваша смена? Отлично! Мы зайдём позже. Нужно срочный заказ выполнить…
Часто приходилось расхлёбывать чьи-то производственные ляпы. Бывало, сильно срезали книжный блок, а в допуске оставался только один миллиметр. Приходилось стараться, выдерживать размер, а впереди ждал многоуровневый процесс шлифовки книжного обреза. Долгие операции по замеру, остужению, накатке фольги… По итогу получались красивые золочёные или серебряные страницы. Света и Марина, что зайти обещали, вклеивалибумажные слитки в богатый переплёт. Так получались небольшие по тиражу, но высокие по стоимости издания.