Летопись дел времён Иоанна Грозного

Серебрякова Елена

Англичанин попрощался с хозяином и пошел за слугой. На выходе оглянулся и увидел, как Тодеуш наливает себе большой бокал мальвазии.

Как только за слугой закрылась дверь, Кенингтон сбросил с себя кафтан, разулся и лег поверх покрывала на лежак. Сон овладел им сразу. Так, будто он провалился в глубокую яму. Посреди ночи раздался истошный мужской крик. Англичанин пробудился, открыл глаза, начал прислушиваться. В памяти восстанавливались события последних нескольких часов. В конце концов Генри решил, что все ему приснилось, что виною – явное перенапряжение физических и душевных сил. Он встал, начал раздеваться, чтобы наконец лечь как подобает, подложил

под голову мягкую подушку. Однако крик повторился снова. Стало понятно, что на улице происходит необычное. Генри подошел к окну и отодвинул штору. Взгляд уперся в цветную мозаику, за которой ровным счетом ничего не проглядывалось. Второе окно ничем не отличалось от первого. Англичанин захотел выйти из своей комнаты, но подергав дверь за ручку, понял, что та закрыта на засов с внешней стороны. Он вернулся на лежак и попытался рассмотреть внутреннюю обстановку в спальне. Помещение было не очень просторным, имело низкий потолок. Кроме лежака, в углу напротив стоял сундук. Других предметов не просматривалось. На сундуке замков не оказалось, крышка легко открылась, какой-то маленький предмет упал на пол. Где он хранился, сказать было трудно. Сам сундук оказался пуст. Генри решил отыскать упавший предмет и начал шарить ладонями по полу. Находка представляла собой перстень. Гость вернулся на лежак и поднес находку близко к своим глазам. Скорее всего изделие принадлежало мужчине.

Имелось круглое утолщение с выгравированным рисунком. Разглядеть изображение из-за темноты было невозможно.

Разбудил англичанина грубый толчок в плечо. Открыв глаза, увидел перед собой глухонемого слугу. Тот жестами предлагал вставать и указывал на дверь. Генри хватился ночной находки. Она оказалась зажатой у него в кулаке. Он жестами указал слуге удалиться и начал рассматривать ночную находку. Никаких потайных рычагов не обнаружил. Тогда Генри вдавил печатку в свою ладонь, подержал немного. На ладони отпечаталось изображение орла, в когтях которого находились две буквы из кириллицы «Б» и «З».

Кенингтон спрятал находку в карман штанов и пошел к выходу. Микульский сидел в обеденной палате за столом, поглощал пироги и запивал их чем-то из серебряного кубка. Поприветствовал гостя кивком головы и указал на свободный стул. На столе кроме резного подноса с пирогами стояли тарели с солеными огурцами, кусками холодного вареного мяса, с пареной репой. Сосудов с мальвазией и вином видно не было. В разрисованных крынках налиты молоко и квас.

Тодеуш был полностью погружен в себя. То ли ему нездоровилось после выпитого накануне вина, то ли ему было неудобно за вчерашний вечер. Так или иначе, но англичанин не решился нарушить молчание, сел на предложенное место и принялся за еду. Ему очень хотелось расспросить о событиях прошедшей ночи, но он сдержал себя.

Тодеуш съел еще один пирог с капустой и налил себе квасу. Покончив с едой, поинтересовался настроением гостя. Генри не торопился с ответом. Уперся на поляка взглядом и продолжал молчать.

– Надеюсь, у вас все в порядке? – спросил хозяин.

– Мне не понравилось спальное место. Неужели в твоем шикарном особняке это лучшая спальня? Отсутствуют стол и стулья, окна не открываются, помещение никак не проветривается, наличествует сундук непонятно для чего, на ночь блокируется входная дверь. Слуга, который провожал меня, не удосужился показать отхожее место. Это что, польское гостеприимство.

– Слуга неверно истолковал полученные указания.

– Вашими жестами можно давать команды только собакам. Заведи хотя бы одного слышащего слугу. Твоя осторожность очень напоминает детскую игру.

– Я приношу свои извинения.

– Надеюсь ты учтешь мои пожелания. Давай о деле! Списки русских, прибывших из Руси, готовы?

Тодеуш кивнул и предложил пройти в другое помещение. Оно напоминало русскую приказную избу: стол со скамейками с двух сторон, стеллажи для бумаг и свитков, чернильницы, перья, грифель. Англичанин присел на край скамьи и посмотрел на хозяина. Тот медленно перелистал кипу бумаг на ближайшей полке и отложил в сторону несколько листов.

– Всего три семьи за последний месяц.

– Так мало? – удивился англичанин.

– Это те, которые прибыли на жительство в Краков. Остальные живут в других городах и селах, включая Литовское княжество.

– Бедерун Иван Митрофанович, – начал читать вслух англичанин, – прибыл с женой и тремя детьми. Полных тридцать шесть годов. Состоял при дворе Великого князя. По смерти государя лишен был должностей, ожидал опалы.

Крапивин Родион Терентьевич, сорок лет, боярин. С собой привез жену, четверых детей, больного отца Терентия Андреевича. Открыто выступал против брака с Глинской. После смерти Великого князя оказался в опале.

Сухарьков Никита Макарович, окольничий, сорок пять годов, вдовец. Двое детей остались в Москве. Живет со стоявшей при нем дворовой девкой Прасковьей Тихоновной. Ушел в тайную переписку с Соломонией – первой женой Василия III.

– Предлагаю начать с Сухарькова, – предложил поляк, – он живет ближе других.

У каменного дома в центре города Тодеуша и Генри встретил ражий мужик с дубиной в руках.

– Ты от кого собрался защищать своего барина? Не от нас ли? – возмутился поляк, – ступай доложи, что прибыл пан Микульский.

Мужик стукнул дубиной в боковую дверь и прохрипел, давая команду невидимому исполнителю:

– Слыхал? Беги к Никите Макарычу и доложи.

Через минуту на пороге появился сам хозяин, улыбающийся во всю ширь своего лица. Он раскинул руки для объятий.

– Здравствуй, пан Тодеуш, рад тебя видеть в своем доме! А это кто с тобой? Давай, знакомь нас и милости прошу проходите! Прасковья только-только напекла пирогов. Будет вас угощать и еще чем-нибудь потчевать.

Прасковья статная молодая женщина с приятным лицом накрыла на стол и удалилась.

– Никита Макарыч, – начал Микульский, – нас очень интересует Великая княгиня Елена. Расскажи все, что о ней знаешь.

– Знаком с ней лично. Только Соломония была не в пример ей: и человечнее, и красивее.

– Но родить наследника не сумела, а Елена сумела. Один за другим явила на свет Божий двух мальчиков.

– Старшего Иоанна я лично нянчил. Аграфена Челяндина, его мамка, хвалилась мне, что мальчик начал ходить раньше положенного времени. Смелый и сообразительный. Дал я ему свой палец, а он ухватился за него и давай выкручивать. Показывал свою силу, хотя понимал, что я взрослее его и сильнее.

– Про Иоанна мы поговорим лет через пятнадцать-двадцать. А пока расскажи, чем сейчас живет Елена Васильевна.

– Тут надобно издалека. Мамка маленького Великого князя Челяндина познакомила Елену Васильевну со своим родным братом Иваном Овчиной. Началась борьба Глинского с этим новым человеком в окружении княгини. Неожиданно победу одержал Иван Овчина. Глинский уповал на родственные отношения, все-таки родной дядя, а Иван зашел с другой стороны. И когда Елена ему доверилась, он открыл ей глаза на истинное лицо дядьки.