Летопись дел времён Иоанна Грозного
Шрифт:
– Думаю в ближайшей деревне жилье сыскать. Меня устроит топчан и крыша над головой.
– Еще печь надобна. В такую погоду тепла не достанет.
Попутчики понравились друг другу, и по приезде дьяк пригласил Еремея в подготовленную для него избу на краю маленькой деревни. Стройка расположилась в двух верстах от этого поселения.
Илья Афанасьевич держал ответ за кладку срубов, кровельщиков и обжиг кирпичей. Ближайшими помощниками отрядили ему три начальных человека из местных жителей. На строительство дьяка возили в карете. Утром туда, вечером обратно.
Еремей выпросил себе верховую лошадь и почти весь день проводил в седле. Территорию обозначили вешками по периметру, определенному государем.
Еремей не смог запастись бумагой из-за срочности отъезда. В углицких местах сей предмет был в полной недосягаемости. Ежели чернильницу, чернила и перья удалось на строительстве раздобыть, то краски, которыми надобно метить бревна срубов, не достанет. О неготовности царского порученца слух разнесся моментально. Еремей получил за это прозвище «сапожник без сапог». Это еще более его раззадорило и он нашел выход из положения. Нарезал свитки из бересты и в деревнях добыл сажи. Из детских воспоминаний всплыл простой рецепт. Сажу мешали со свиным топленым салом и по хулиганской забаве мазали ворота. Хозяева потом долго отмывали намалеванные рисунки.
Создавала трудность безграмотность работающих мужиков. Еремей придумал метить при разборе срубы разными фигурами. Конюшни обозначали кругом, жилые дома квадратами, тюрьмы решетками, кресты ставили на заготовках для церквей. Все записывалось в берестяные свитки и каждое строение, как того хотел царь, имело свой паспорт. Потом, благодаря народной мудрости и вовсе все упростилось. Стали делать на бревнах зарубки и по ним обозначалась принадлежность материала.
Заготовка шла бойко. Еремей едва поспевал составлением описаний. Присматривался к людям, пытался выполнить главное задание царя, очень боялся, что секрет стройки откроется перед врагами. Через седмицу он понял, что простых мужиков в расчет можно не брать. Кроме еды, заработка и возможность приложиться к горячительному их более ничего не интересовало.
Каждый вечер подъезжая к дому, Еремей мечтал только об одном – выпить кружку кваса с куском ржаного хлеба, лечь на топчан и забыться. Однообразие работы утомляло более всего, но ко всему не давал покоя укоренившийся страх перед собственным бессилием в основной задаче.
Однажды поглощенный вечерней трапезой Еремей обратил внимание на странное поведение слуг Ильи Афанасьевича. Оба внимательно поглядывали в его сторону и как бы хотели о чем-то спросить. Сам барин уже отдыхал.
– Что, братцы, спросить меня о чем намерены?
Оба уже без колебаний сели на лавку с двух сторон от Еремея и начали свой сказ:
– Мы нашему барину уже все передали, но он пожал плечами, просил не морочить ему голову и в конце велел тебе повторить все еще раз.
– Что такое случилось? Вы ребята грамотные, думаю по ерунде сотрясать воздух не станете.
Первым заговорил слуга, которого звали Никита:
– Намедни послал меня барин в город на ярмарку. Его наперстники плохо грели руки, и он велел купить меховые рукавицы. Небось видел половина стройки такие носит. Хожу я по рядам, высматриваю нужный товар. Глядь, а мужик по всему местный, торгует всякой всячиной: кадками, седлами, хомутами, топорами, молотками. Гляжу вервия у него на прилавке, пригляделся, а веревочка-то наша со стройки. Ею перевязывают бревна после разборки срубов, готовят к сплаву. Я быстро купил рукавицы у одной тетки и назад. Нашел брата и все рассказал ему.
– Я стало быть поскакал на ярмарку, – продолжил Семен, – нашел этого купца и убедился, что веревочка у него наша. Подумали мы и поняли, что ежели вервию воруют, то бревна скрепляют кое-как. А ну как вода большая приспеет и разлетятся наши дома в разные стороны.
Услышанных новостей оказалось в достатке, чтобы Еремей уже не чувствовал своей усталости. Он дождался рассвета и поскакал к месту складирования готовой продукции. Проверил связки и убедился, что скреплены они кое-как с явной халтурой. Не проявляя особого интереса, он подошел к начальному человеку со звучной фамилией Звонарев и поинтересовался трудностями в его работе. Тот поводил своими глазками туда-сюда, на лбу выступили капли пота, в руках обнаружилась дрожь, однако нашел в себе силы перейти в наступление.
– А тебе что за интерес? Все ходят и только спрашивают, а помочь делом никого не сыщешь!
– Ладно, не горячись, это я для порядка! Надо же заботу какую никакую проявлять.
Ответ Звонареву понравился, страх немного отпустил. А у Еремея появились основания подозревать мужика в крамоле. Пришлось ехать в Углич на ярмарку. Лавку купца он нашел быстро. Торговля шла не очень бойко, но покупатели подходили постоянно. Спросом пользовалась глиняная посуда, прежде всего крынки. На прилавке среди другого товара лежала скатка из веревок. Внимание Еремея остановилось на одежде купца. Из-под полушубка выглядывала шерстяная вязанка малинового цвета. Такой фасон, а главное цвет, Еремей видел в Москве у польских купцов. При чем цветов было два: малиновый и синий. Вещица для Москвы была не очень распространенная, но в Угличе ей вообще взяться было не откуда. Из иностранных купцов здесь чаще всего можно встретить только персов или арабов. Конечно вязанку могли привезти по заказу, но что-то Еремея насторожило, что-то тут было необычное. Он подошел к прилавку, взял веревку и отдал купцу на замер. Вышло четыре аршина.
– Ежели еще потребуется вервия, найду тебя снова?
– Торгую тут все время, фамилия моя Ярожок. Меня каждая собака знает. Потребуюсь, милости прошу.
Еремей поскакал на стройку, его работу по учету бревен никто не будет делать. В свободную минуту пришел к амбарам, где хранилось необходимое для строительства. Нашел тюки с вервиями и сравнил с купленным куском. Убедился в полном совпадении.
Вечером состоялся разговор с Ильей Афанасьевичем. Князь никак не хотел поверить в вину Звонарева. Слова Еремея он слушал невнимательно и на его лице играла улыбка, дескать понимаю твое желание показать старание при выполнении царева поручения. Князь уже собрался идти отдыхать, когда Еремей подвел итог сказанному, назвав развал бревен на большой воде государевой изменой.
Князь задумался, посерьезнел и всем своим видом показал готовность к любым действиям.
– Что ты предлагаешь?
– Завтра призвать Звонарева в Приказную избу и дать мне возможность пообщаться с ним наедине. Только ребят своих держи рядом в готовности.
– Прямо с самого утра и начнем.
Звонарев нисколько не удивился, когда увидел в Приказной избе Еремея. Но стоило выложить на стол четыре аршина вервии, купленной на ярмарке, начальный переменился в лице. Заявил, что готов признаться в своих грехах, только его сказ будет похож на выдумку, но он готов поклясться жизнью своих близких, что все сказанное гольная правда.
– Началось все…, – сказал Звонарев и поморщился, – Христа ради, прошу выведите меня на улицу по нужде, и поскорее!
Еремей позвал слуг князя, на одну руку Звонарева набросил хитроумную петлю, другой конец отдал Никите и велел отвести арестованного в ближний лесок «до ветра».
Время шло, а ребята не возвращались. Еремей вышел на улицу и столкнулся со своими помощниками. Те виновато отводили глаза и что-то бубнили. Выяснилось, что Звонарев вошел в кусты, Семен остался у дерева, держа второй конец веревки в руках. Когда все предельное время вышло, он сначала позвал Звонарева, потом стал дергать за веревку. Та оставалась натянутой. Семен сильнее потянул за нее, и тогда обнаружилось, что Звонарев сумел освободиться от петли и набросил ее на ближайший сук.