Летопись
Шрифт:
– Слава царю Петру Алексеевичу!
– Многие лета государю императору!
– Виват!!!
Петр недовольно топорщил усы, фукал и молчал. Когда он подъехал к форту, на флагштоках взвились андреевские стяги, торжественно и грозно ударили пушки; инвалиды на стенах взяли на-краул. Из клубов порохового дыма вынырнул боярин Хряков.
– Батюшка наш, Калиостро Лексеич! Не побрезгуй, отведай нашего хлеба-соли!
– сказал он и на серебряном подносе подал царю большую кружку. Царь выпил, прищурился, достал огромные ножницы и мигом обкарнал Хрякову бороду.
!Стоял промозглый апрельский день. Вторую неделю подряд небо над балтикой извергало затяжной нудный дождь. Шведским морякам, блокировавшим вход в бухту, где должны были спускать со стапелей русские корабли, приходилось туго: расходилась цинга, дизентерия свирепствовала как холера, а холера!.. У наемного шкипера Нельсона от дизентерии лопнули сразу оба глаза, что он тщательно скрывал вплоть до трафальгарского сражения. Шведы роптали и пытались дезертировать к русским.
третье начало
Царь попов не жаловал, но молебен отслужили. Петр при этом сердито топорщил усы и нехотя крестился. Наконец, попы утихомирились, а чуть попозже закончили и строители. Корабли были готовы к спуску. Петр вышел вперед, выпятил грудь и толкнул первый корабль. Судно крепко засело на стапелях и даже не шелохнулось. Петр толкнул сильнее, потом еще сильнее, потом изо всех сил, но корабль, казалось, не хотел менять уютную надежную землю на зыбкую водную стихию. Хряков, сориентировавшись в обстановке, выхватил у ближайшего плотника топор и ударил по канату, удерживавшему судно. Канат лопнул, как струна, и корабль, подняв пенистые буруны, грузно съехал в воду. Раздались торжественные клики; царь, блестя глазами, фукнул и сказал:
– Есть почин! Имя ему будет "Три святителя". Ну что ж, давайте следующий!
Крепостные вынесли следующий корабль.
– А это ботик!
– поспешно доложил Хряков, держа два пальца у боярской шапки. Он помнил, как это делал Меншиков.
– Красного дерева, как приказать изволили.
– А что ж он зеленый-то?
– удивился Петр.
– Так сурику не было, батюшка; Александр Данилыч обманули-с.
– Ах, вор!
– разъярился Петр.
– Убью подлеца! Ах, вор! Авантажности теперь в нем никакой! А в Европу теперь без форцу и носа не кажи: потешаться будут, - но все же столкнул ботик в воду.
Церемония была скомкана. Петр подходил к кораблю, говорил название и спихивал его в море, ставя кресты в реестре. Дело шло к концу. Оставались один фрегат и одна шнява. Царь подошел к шняве и привычно толкнул ее. Шнява легко скользнула по салазкам и юркнула под воду; побежали расходящиеся круги, всплыло несколько мелких пузырьков. Петр оторопел.
– Кто строил?!
– прохрипел он сквозь зубы, яростно вращая глазами. Переглядываясь исподлобья, мастеровые потоптались и вытолкнули из толпы плотного мужичонку в хороших юфтевых сапогах.
Ты мастер?
– отрывисто спросил Петр.
– Отчего конфуз? Где учился?
– Нам по Заандамам капиталы ездить не позволяют, самоучки мы, - степенно поклонился мужик.
– А конфузии никакой нет.
– Как нет?!
– взвизгнул Петр.
– Вон, мачты одни торчат!
– Не мачты сие, - спокойно возразил мастер, - а машкерад и камуфляция; а судно оное - потаенное, под водой ходит, а теперь, поди, уже шведам под днища бомбы вешает.
– Молодец, вывернулся! Люблю добрую шутку. А я, признаться, повесить тебя хотел. Как фамилия твоя, шутейник?
– Никоновы мы.
– Так вот, Никонов, пятьдесят шпицрутенов тебе - и чтоб я тебя не видел. Помни мою доброту.- Петр плюнул и обернулся к последнему кораблю:
– А это что за сюрприз? Реестр кончился, а корабли еще нет!
Хряков испуганно молчал, боясь не угодить. Петр фукнул - как Хрякову показалось, сердито - и подскочил к боярину. Тот крепко зажмурился и упал на колени. Царь порывисто поднял его, схватил за уши и крепко расцеловал:
– Вот за это люблю, утешил, брат! Быть тебе фельдмаршалом - коли заслужишь! Царь отпустил Хрякова и повернулся к кораблю. Корабль, будто ждал этого, тихонько заскользил к воде. Петр побежал за ним и подтолкнул его. Раскачиваясь, корабль шумно въехал в воду, черпнул обоими бортами и остановился. Царь, который подвернул ногу, бегая за судном, весело выругался по-голландски и сказал:
– "Шпицрутеном" нарекается!
Торжество окончилось. Царь уехал. Никонова уложили на скамье, стянули портки и сапоги (сапоги тут же кто-то украл) и принялись бить. Так как палач был слаб в счете, он дважды сбивался и начинал сначала. Когда он сбился в третий раз, Никонов закричал!
На горизонте принялись взрываться шведские корабли.
итак:
– Не сумневайся, корабль добрый, новый, недавно медным листом обшили. Колокола с Новодевичьего - хорошие, звонкие были.
– Так они ж бронзовые? А тут медный лист.
– Медные, бронзовые - какая разница. Дураки наши не понимают.
– Капитаном кого ставишь?
– Я бы сам, мин херц, пошел, да тебе и отечеству тут нужней буду. А есть у меня верные люди.
– Знаю я твоих верных людей. Опять как с сукнецом получится? Али забыл, как я тебя за уши дирал?
– Ни-ни, мин херц! Тут полный ангешвестер (Меншиков не знал, что это такое). Человечек верный, нашенский. Иван дер Ваальс.
– Кто такой?
– Голландский немец ученый. По-нашему, правда, ни бум-бум, по-немецки тоже не очень, вот по-голландски только и ругается. Да что это за ругань - так, пшиканье одно.
– Лоцию знает? Под парусом ходил?
– Наметил я тут одного гардемарина. Подшкипером пойдет. Боярин столбовой, образованный.
– Кто?
– Хряков сын Козьма.
– Это какого Хрякова? У которого шнява на спуске затонула?
– Ловко ты ее тогда, мин херц!
– Тебе все смешки, толстогубый!
– загремел Петр.
– А вот я тебя! Хоть и люблю, сукина сына!
– Так мин херц!
– Тьфу!
– Ученый же! Даром, что ли, деньги трачены! Первейший ученик во всем выпуске.