Летописец. Книга перемен. День ангела (сборник)
Шрифт:
– Я труп, чтобы меня опознавать? – удивился Никита.
– Поскалься мне, – погрозил пальцем дежурный, хотя Никита и не думал скалиться, он был искренне удивлен. – Поскалься мне, как раз трупом станешь. Неопознанным. Так кто тебя еще видел?
– Не знаю, – подумав, ответил Никита. – В баре гуляла компашка, но такая, что вряд ли они и друг друга вспомнят. Спросите лысых гопников, которые избивали, – сонно ухмыльнулся Никита, – может, они меня вспомнят.
– Лысые гопники. Бритые, что ли? Ну допустим. А почему это они тебя вспомнить должны? Ты не благородного ли рыцаря изображал? Защитника слабых и угнетенных? То-то грязный и ободранный.
Никита почесал нос, зевнул, не удержавшись, и не ответил.
– Я-а-сно, – протянул дежурный. – Ну нашел ты кого защищать! Благо бы белого человека, а то… Милицию замещал? Заместитель. По тебе в военкомате не плачут ли? Они тебе там живо замещение сыщут. Документы есть, заместитель?
Никита привстал и вытащил из заднего кармана джинсов синие аспирантские корочки. Не потерял, слава богу пока по крышам шастал. Дежурный недовольно и разочарованно повертел документ, бросил на стол и прижал пепельницей, в которую было брошено несколько скрепок.
– Ладно, заместитель. Ночуешь здесь, – объявил дежурный. – Недосуг с тобой сейчас разбираться. Утром посмотрим, как там и что.
Никиту препроводили в «обезьянник», провонявший грязными тряпками, перегаром и мочой. Вонь распространял притулившийся в уголке бомж, который безмятежно дрых, подложив кулак под щеку. Бомж храпел столь неделикатно, что можно было подумать: выгнали его из дому именно за этот его невозможный храп. Ума можно было лишиться ночевать в такой компании.
Никита примерился, определил наиболее удаленное от бомжа место и попятился, чтобы сползти по стенке и там присесть, заткнув уши и нос. Может, тогда худо-бедно подремлется. Он попятился, споткнулся и чуть не упал. Не он один определил это место как максимально комфортное. Там, скорчившись на полу именно в той позе, которую собирался принять Никита, заткнув уши и ноздри растопыренными пальцами рук и зажмурившись, уже сидел потерпевший.
Потерпевший был молодой человек, обликом типичный кавказец из вымирающей породы тбилисских высоколобых аристократов духа, что во времена еще не столь далекие подчеркнуто уважали женщин-матерей, писали книги, сочиняли стихи, снимали элитное кино и даже, кажется, пытались создать философские школы. Это вам не приморская пляжная шпана. Одним словом, князь, ну чистый князь! С разбитой губою и с шишкой на лбу.
– А чтоб тебя! – сказал Никита князю и сел рядом с ним на пол.
– Спасибо, – ответил князь почти без акцента.
– Это за что? – удивился Никита.
– Ты меня спас, – объяснил князь. – Меня не каждый день спасают.
– А бьют что, каждый день? – поинтересовался Никита, который поскромничал и не стал объяснять, что спасал-то он, собственно, вовсе не князя, а самого себя и дрался по необходимости.
– Не каждый день, но бывает, – сообщил князь. – Моя внешность вызывает раздражение у определенно мыслящей публики.
– Моя тоже, – проворчал себе под нос Никита, вспомнив почтовую старушенцию Марту Симеоновну.
– Меня зовут Нодар, – сказал потерпевший. – Я учусь в финансово-экономическом, последний курс «финансов и кредита».
Никита также сообщил свое имя и звание, а Нодар порадовал:
– В машине, еще до того, как милиция отобрала у меня мобильник, я успел позвонить Даше. Это моя подруга. Насколько я знаю Дашу, она скоро будет здесь. И нас сразу же освободят.
– Даша велит, и освободят? – усомнился Никита.
– Такое уже не раз бывало, – грустно кивнул Нодар, но он, как ни странно, оказался прав: Даша явилась, и узников выпустили.
Даша явилась, тоненькая, с высокой светло-рыжей прической, с возмущенными милицейским произволом веснушками на вздернутом носике. Она уставилась на плохо выбритый подбородок дежурного, подняла стервозные бровки и прошипела:
– Где мой жених?!
– Это который, девушка? – решил пококетничать дежурный, разглядев каштановые Дашкины глазки. – Кто-нибудь из личного состава? Если Вася Горохов, то плюньте на него, девушка, он ни одной юбки не пропустит. А вот я бы к вам в женихи поше-ел. Пошел бы. Примете? Я и разведусь ради такого случая.
– Пропади ваш личный состав вместе с вами и вашим Петей Гороховым! – высокомерно заявила Дашка.
– Васей! – поправил не успевший обозлиться дежурный. – Васей Гороховым, а не Петей.
– А все равно! – отрезала Даша и качнула выбившейся из гладкого узла прядкой. – Где мой жених?
– Так не из личного состава? – ехидно спросил дежурный, до которого дошло, что перед ним фурия и что ему не обломится с этой фурией. – Тогда на выбор, девушка, кто вам больше в женихи годится из троих, пребывающих в «обезьяннике». Есть тут у нас Выгин, Матвей Осипович, пятидесяти двух лет, без определенного места жительства. Проще говоря, бомж со стажем, чесоточный и вшивый. Подходит? Ах, нет? Тогда есть у нас еще Потравнов, Никита Олегович, молодой человек приятный во всех отношениях. Только пивом вот от него ощутимо попахивает. Он, что ли? Не-ет? – страшно удивился дежурный. – Есть еще лицо кавказской национальности по имени Нодар, а фамилию, простите, по ночному времени не могу воспроизвести, язык заплетается. Последний вас устраивает?
– Последний – устраивает! – отрезала Даша. – Где он?!
– Ну ничего себе! – возмутился дежурный. – Ни стыда ни совести у девок! Мало того, что эти, как тараканы черные, сами так и лезут, так и лезут, так и гадят, так еще и наши девки их в страну тянут. Не-ве-ста! Сколько женишок-то приплачивает? Не продешевила, бля?!
– Приплачивает?!! – прошипела Даша, рыжая кошка, сузив глаза, отведя ушки и забив хвостом, что у кошачьих означает готовность к нападению. – Приплачивает. А сколько зарабатывает, столько и приплачивает. А зарабатывает он столько, что вполне хватает для того, чтобы выкупать его чуть ли не каждую неделю из «обезьянников». Столько, что ни один женишок из «личного состава» не устоит, когда ему часть отстегивают. Приплачивают!
И Дашка отработанным жестом вытащила из сумки пачку сотенных купюр и шмякнула о стойку прямо перед строгой ряхой дежурного, который, пока на него шипели, постарался отодвинуться подальше, опасаясь кошачьих когтей. Он опасливо взглянул на Дашку, огляделся, не маячит ли кто в коридоре, пересчитал денежки и сказал:
– Не обидели, девушка, не обидели. За такую сумму я вам всех троих выпущу, желаете? – В голосе дежурного звучало удовлетворение и – одновременно – легкая насмешка.
– Бомжа себе оставьте, – процедила сквозь зубы Дашка. – Обойдусь без бомжа. И без второго сокровища, от которого пивом несет, тоже обойдусь.