Летучие мыши
Шрифт:
– Это мне известно и без твоих умозаключений! – прервал его Вазген. – Говори по существу.
– Сейчас на её поиски дополнительно брошена рота солдат из части внутренних войск и люди из МЧС с собаками, натасканными на поиск людей в завалах. Они прочёсывают местность в округе по квадратам. Милиция работает по усиленному варианту. Шум вы подняли большой… Если вас найдут – вам не сдобровать!
– Я же сказал, мне нужны твои умозаключения! – глаза Вазгена
– Мне не унести все покупки одному, - сказал Виталий. – Давайте мы сначала разгрузим с Дарьей багажник.
– Разгружайте, - буркнул Вазген. – Только быстро!
Он прошёл в столовую и сел на своё привычное место, со злостью бросив на стол карабин. Сербин был прав, говоря о том, что его терзали угрызения совести. Вазген сейчас, как никогда раньше понимал, в какое жуткое дерьмо он попал, связавшись с этой троицей. Эти мясники не несли в себе ничего человеческого. Эти подонки, жаждущие крови, не представляли никакой ценности ни для себя самих, ни для окружающего мира. Что могло толкнуть его в их компанию? Вазген застонал сквозь плотно стиснутые зубы… Уж он-то прекрасно понимал, что только жажда власти, только неуёмное желание управлять хоть кем-то привели его на кривую дорожку. В какой-то момент он дал волю своей непомерной гордыне, и теперь вынужден был пожинать горькие плоды. Его отец, который в школе преподавал историю, видел в Вазгене личность, но видел и его раздутое самолюбие и тщеславие. И он когда-то, еще в школьные годы Вазгена, сказал ему фразу, вычитанную у кого-то из старых философов: «Самое опасное следствие гордыни - это ослепление: оно поддерживает и укрепляет ее, мешая нам найти средства, которые облегчили бы наши горести и помогли бы исцелиться от пороков». Вазген почему-то всегда помнил это изречение, но как будто, желая опровергнуть его суть, всегда всё делал вопреки ему…
В столовую вошли Виталий и Дарья, неся в руках тяжёлые пакеты.
– Эй, старик, ты что, всё это купил в одном магазине? – не на шутку встревожился Вазген, увидев пакеты.
– Я не настолько глуп! – ответил Виталий. – Мне пришлось поколесить, чтобы никто не заинтересовался вопросом, зачем мне столько продуктов на двоих.
– Разумно, - Вазген успокоился. – Старая, свари-ка мне кофе. Только не такой, как всегда. Послабее. От твоего кофе мой желудок скоро превратится в кусок дублёной кожи… А потом иди к
Глава 4
Сербин тяжело приходил в себя. Сполохи невыносимой боли разрывали каждую клеточку его тела. И сознание долго отказывалось возвращаться…
Но резкий запах нашатыря в очередной раз шибанул в мозг, и Сербин открыл глаза. И боль тут же вонзилась клыками в каждый нерв…
Чёрная, плотная, будто осязаемая темнота окутывала комнату, и Егор подумал, что от удара прикладом по голове он потерял зрение и теперь уже ничего не будет видеть…
Через несколько минут боль поутихла, и он начал вспоминать всё, что произошло в столовой. Он медленно протянул руку к протезу, и нащупал пустоту. Движение руки причинило адскую боль, и он попытался повернуться на бок. Боль выстегнула его так, что он поневоле застонал…
Две тёмных тени сразу же метнулись к нему с двух сторон.
– Слава Богу! – узнал он голос Дарьи. – Лежите тихо, не нужно шевелиться… Нельзя вам! Нужен покой!
– Кто ещё здесь? – слабым голосом спросил Сербин.
– Это я – Настя, - ответила девушка и пересела к нему на постель. Почувствовав её близость, Егор нашёл руку Насти и легонько сжал тонкую девичью кисть.
– Сколько я был без сознания?
– Долго, - сказала Дарья. – Несколько часов. Я уже начала думать, что вы в состоянии комы…
– Где мой протез? – спросил Егор.
– Салех, когда очнулся, разбил его прикладом, - ответила девушка. – Хотите сигарету, Егор? Я собирала ваши вещи, разбросанные бандитами, и нашла початую пачку.
– Хочу, - едва слышно сказал он. – Я давно не курил, потому что моя пачка закончилась, а просить у Вазгена я не хотел.
Настя вставила сигарету между разбитыми губами Сербина и чиркнула колёсиком зажигалки. В тонком, дрожащем, как от озноба пламени зажигалки он увидел девичий силуэт и глубоко затянулся, разорвав кашлем тишину комнаты. Острая боль отозвалась в рёбрах, закружилась голова, и в неверном красноватом свете, отбрасываемым огоньком сигареты, комната поплыла перед глазами…
– Как там Гено? – спросил, кашляя, Сербин.
– Был жив, когда меня отправили к вам, - ответила Дарья.
– Но я думаю, до утра он не дотянет, если они не согласятся вызвать «Скорую» или привезти к нему доктора. Егор, вы можете ответить мне на один вопрос?
– Задавайте свой вопрос, Дарья, - Егор догадывался, о чём она спросит.