Летучие зарницы
Шрифт:
– Отвык!
– кричит она.
– Отвык от леса!
– Ничего, сейчас пойдем... сейчас.
Я выбираю ровные, гладкие места, стараясь попадать ногами на сосновые твердые и надежные корни, подгибаю ступнями траву для мягкости, колени распрямляются, и я иду за Наденькой, не отставая! Теперь я чувствую, какой здесь чистый, даже резкий воздух, настоянный на смоле, на сосновых иглах, пронизанный светом, лучами, отраженными от теплых стволов, от нагретых голубых крон, от реки... Река!
...Мне снился красный закат над Клязьмой, тополиный пух, летевший, казалось, не по воле ветра, а по воле лучей, пронзавших лес. Я ловил его
Как плясало солнце, когда я бежал по лесу! Сбоку оно показывалось между стволами алым слепящим огнем, золотым шаром; полшага - и его уже нет; еще прыжок - и оно слепит снова. И так беги по сосновому бору хоть до самого его края, беги и кричи. Войново - так называется это место, куда мы поехали раз с матерью к знакомым. Сюда перебрались Наденька с матерью после смерти бабки Василисы. Там, на песчаном берегу Клязьмы, я ловил на удочку плотву. В полдень, искупавшись, мы с мальчишками и Наденькой сидели у воды, смотрели на быстрое течение, на то, как трепетно, мягко шевелится под водой трава, бросали хлебные крохи пескарям, шустро сновавшим у самого уреза воды. Светились глаза ее...
Мне снилась гроза в лесу, которая застала нас. Во сне я видел, как били тяжелые капли по песку, оставляя маленькие лунки, похожие на лунные кратеры.
ЛЕТНИЕ ЗВЕЗДЫ
Память моя выделывала странные штуки: оказывается, я помнил почти все, что когда-либо читал.
– У тебя хорошая память, - сказал однажды капитан.
– Нет. У меня память абсолютная.
– Да? Тогда тебя нужно чаще отправлять в разведку.
– Кого здесь разведывать? Четыре десятка фашистов и ржавый броневик. Мы ж не на фронте.
– Он от нас не уйдет. Расскажи-ка лучше, как в армию попал.
– Уже спрашивал, капитан, когда из окружения выходили. Доброволец я.
– Помню, помню. А дальше?
– Дальше - военкомат и Вязьма.
– Сразу отправили?
– Сразу. После того как военкома уломал. Скориков знает...
– Тебе что же, восемнадцати не исполнилось?
– Нет. В школу раньше определили. В июне было семнадцать. Первый курс МГУ окончил.
– После войны доучишься, Валя.
– После войны? А когда она кончится, ты знаешь, капитан?
– Не знаю. Думаю, года через два. Это лето выстоять... Одно лето.
– Почему только одно?
– Потому что воевать учимся. Заводы военные запускаем.
– Медленно как-то все делается. Нас там, на фронте, не хватает.
– Лето. Одно лето продержаться... По всему видно: не та прыть у них. Далеко не та. А было как... Сначала у них ладилось как в сказке. Вот у меня вырезка из журнала "Военный вестник". Третий номер за сорок первый год. Перевод немецкой статьи о танковой войне. Вот они эту войну и показали... Я это понял под Вязьмой. Так же было и под Минском. Хитрость невелика. Танки вместе с пехотой, под руководством общего командира, медлительны, не могут маневрировать, захватывать железнодорожные узлы далеко в тылу. А одни танки, не связанные пехотой, могут! В этой статье они называли танковые клинья стальной кавалерией - с кавалерийским духом.
* * *
...Такого лета, верно, уже не повторялось. Немцы обложили наш отряд: со всех сторон.
Мы искали белые корневища, которые в деревне называют коробочками,
День ото дня хуже. Обшарили весь лес; я ходил с Кузнечиком к дальней реке: пробовали ловить рыбу. Поймали трех пескарей. Обдирали молодую кору с осин, на полянах рвали стебли диких злаков.
По вечерам я кипятил воду в котле. Заваривал чай листьями мяты, кипрея, малины, зелеными яблочками с лесной орех, какими-то незнакомыми стручками, которые, по словам Кузнечика, съедобны. Скориков прозвал этот чай партизанским супом. По его словам, он не испытывал голода: помогало курево. По его теории выходило: голодать - плохо, курить - плохо, а то и другое одновременно - даже здорово. Впрочем, вид его свидетельствовал о другом: он съежился, потемнел лицом, глаза ввалились. Эх, дождаться бы распутицы, настоящего русского бездорожья, столь нелюбезного врагу, и дать отсюда стрекача на новое место!.. Выходить к реке стало опасно. Об этом меня предупредил капитан. Он не унывал, но держаться даже ему было трудно. Я считал дни, когда появятся грибы и ягоды.
Светлые, бесконечные, голодные вечера, лихорадочно блестящие глаза, последние рубежи надежды...
Почему лоси и зайцы по лесу скачут,
Прочь удаляясь?
Люди съели кору осины,
Елей побеги зеленые...
Жены и дети бродят по лесу
И собирают березы листы
Для щей, для окрошки, борща,
Елей верхушки и серебряный мох,
Пища лесная.
Дети, разведчики леса,
Бродят по рощам.
Жарят в костре белых червей,
Заячью капусту, гусениц жирных
Или больших пауков - они слаще орехов.
Ловят кротов, ящериц серых,
Гадов шипящих стреляют из лука,
Хлебцы пекут из лебеды...
Когда умолкали птицы, я прислонялся к теплому сосновому стволу на взгорке и наблюдал, как проступали на небе звезды. В июне на зеленоватом фоне отчетливо видны были голубая Вега, белые Денеб и Альтаир. Три главенствующих звезды образовывали огромный треугольник. Я различал созвездия Орла и Лебедя. Зажигалось еще несколько звездных огней, и небесные птицы устремлялись в свой вечный полет. Лебедь направлялся к Земле; некогда он внушил древним мысль, что это сам всемогущий Зевс летит на свидание. Орел расправлял крылья, словно он еще не устал от выпавшего ему жребия десять тысяч лет терзать печень светоносного Прометея.
Надо мной шуршали перепончатыми крыльями кожаны, редко-редко вздыхала от ветра земля, одетая травами и чутким подлеском. На юге, где окоем был открыт, я различал оживавшую под светом звезд и луны стихию. Там сиял красный Антарес. Кусок неба, заключенный словно в раму двумя вековыми соснами, их темными ночными кронами, таинственно волнующимися под ветром, притягивал меня, как магнит.
В августе особенно заметен был Дельфин с его ромбом из четырех звезд. Выше и правее Дельфина, прямо над Альтаиром, мчалась Стрела, сверкая хвостовым оперением. Около полуночи глубина неба увеличивалась, и взгляд проникал очень далеко; серебрился Млечный Путь; от запахов, которые доносились с южным ветром, кружилась голова. Что я искал там? О чем говорили эти ясные, свежие, пряные ночи?..