«Летучий голландец» Третьего рейха. История рейдера «Атлантис». 1940-1941
Шрифт:
Нам приходилось маскироваться не только под военных, но и под торговых моряков британского флота. Во время своих странствий мы как-то раз изображали британское торговое судно. Для этого нам даже пришлось уничтожить две шлюпки, которые везли с собой из Германии для использования на Тихом океане, поскольку они были бы не к месту на британском торговом судне. Мы даже соорудили в корме весьма убедительно выглядевшее фальшивое орудие на платформе — в точности, как мы видели на своих жертвах.
Капитан Виндзор, однажды заявивший, что ни за что не обманулся бы нашими модификациями силуэта, конечно, если бы располагал нашим первоначальным описанием, посеял семена недовольства в мозгу Рогге. Этим семенам суждено было прорасти во время нашего долгого боевого похода. Мы так никогда и не узнали точно, что именно в силуэте нашего корабля было не так. Возможно, замечание капитана Виндзора было основано на том
24
Штевень буг, сделанный на судостроительном заводе Мейера, обеспечивал надежность хода.
25
Такая корма имеет сложный изгиб, и на большей части длины судна погружена в воду, хорошо защищает винт и руль ото льдов, способствует стабилизации килевой качки при волнении.
В деле обмана важнейшим орудием, как охотника, так и дичи, стало радио, и, как показал эпизод с «Оле Якобом» и другими судами, оно тоже могло носить «чужие цвета».
Во время Первой мировой войны об оперативном наращивании сил вполне можно было судить по изменению потока радиосигналов, и Лондон, так же как и Берлин, научился этим пользоваться. Наши собственные методы — в адмиралтействе — заключались в поддержании постоянного потока сигналов все время, независимо от срочности. Соответственно более девяносто одного процента сообщений могли быть просто «наполнителями», например длинными статьями из «Фёлькишер беобахтер», или рекламными объявлениями вроде «Молодая дама предлагает…». Кодовый сигнал в начале текста показывал оператору, получающему сообщение, что на него не следует обращать внимание и можно не терять время на переписывание. Мы приучили своих военных радистов придерживаться единого стиля передачи, избегать существенных изменений скорости и не давать ключей для идентификации отправителя. Это единство, однако, имело ряд недостатков, становившихся очевидными, когда нам приходилось отправлять сообщения, которые, подразумевалось, исходили от других источников, отличных от немецких. Для таких случаев у нас имелись два бывших радиста, служившие на торговом флоте, их мы привезли с собой из Киля. Эти люди брали в руки ключ, когда мы передавали сообщения на Маврикий или в Коломбо. Им было запрещено перенимать обезличенную манеру военных радистов, наоборот, требовалось сохранять свой индивидуальный стиль.
На следующий день после успеха с «Оле Якобом» — это было 11 ноября, годовщина установления перемирия — наши мысли были далеки от мирных. Наши взоры были обращены вдаль, где виднелся мощный столб черного дыма, означавший приближение очень важной жертвы.
Глава 14
Совершенно секретно
Дым, поднимавшийся из трубы «Автомедона», виднелся прямо перед нами, у нас даже не было необходимости менять курс. Через каких-то пару часов мы подошли так близко, что, помедли мы чуть дольше, пришлось бы начать срочное маневрирование, чтобы избежать столкновения.
«Если они выйдут сейчас в эфир, — подумал я, — это будет самоубийство».
Но через несколько секунд после нашего предупредительного выстрела эфир взорвался криком о помощи. Это было отважно. Это было бесполезно. Это действительно было самоубийство.
— Огонь!
И в корпус старого парохода с длинной антикварной трубой полетели снаряды.
Мне уже приходилось видеть суда после обстрела нашими орудиями. Но «Автомедон» выглядел хуже всего. Поднявшись на борт, первое, что я испытал, было изумление, даже, пожалуй, недоумение степенью произведенных нашими снарядами разрушений. «Автомедон» сильно качало, и в такт качке по палубе двигались разорванные тросы и шланги, осколки дерева и металла. Со всех сторон доносилось шипение пара, вырывающегося из пробитых труб. Дымовая труба была продырявлена и стала больше похожа на дуршлаг, пиллерсы были иссечены осколками, а на том месте, где раньше находилась радиорубка, теперь лениво дымилась груда деревянных обломков.
Один из членов абордажной партии обвел глазами
Но самое страшное ожидало меня впереди. Проявив чудеса ловкости и сумев-таки забраться по наполовину разрушенному трапу на мостик, перепрыгивая через дыры, оставшиеся вместо ступенек, стараясь не порезаться об острые, словно бритва, стальные пластины и обходя ловушки повисших электрических проводов, я увидел мертвецов. Все офицеры «Автомедона» были мертвы. Они умерли вместе и сразу, а причиной их смерти стало прямое попадание снаряда в самый центр мостика.
Мы приступили к работе и с удивлением обнаружили, что эта древняя посудина везла пятнадцать мешков с секретной почтой, в том числе центнер кодовых таблиц, приказов по флоту, артиллерийских инструкций и так называемых военно-морских разведывательных донесений. О чем, интересно, думали британцы, поразился я, доверяя столь ценный груз тихоходной ржавой лоханке? Здесь куда больше подошел бы современный военный корабль. Этого я понять никак не мог.
Но, проведя час с топором в руках, пытаясь вскрыть массивный сейф «Автомедона» и не найдя там ничего, кроме нескольких шиллингов наличности, я нашел самую ценную добычу. Она находилась в штурманской рубке в метре от лежащих вповалку тел погибших офицеров, и только тогда я осознал в полной мере трагическую иронию ситуации.
Все шестеро верой и правдой служили своему делу, но именно всеобщность их жертвы нанесла непоправимый вред объекту, ради которого она была принесена. «Автомедону» были доверены совершенно секретные документы, о которых команда ничего не знала, а офицеры, хорошо понимавшие их значение, погибли раньше, чем успели отдать приказ их уничтожить или сделать это сами.
Наша ценная добыча была заключена в длинный узкий конверт, помещенный в зеленую папку с отверстиями, сделанными, чтобы внутрь могла проникнуть вода и уничтожить документ. На папке значился гриф «Совершенно секретно, подлежит уничтожению» и адрес — лично главнокомандующему вооруженными силами на Дальнем Востоке.
— Прекрасно, Мор, — отметил Рогге. — Вы отлично поработали.
Содержимое конверта было разложено перед ним на столе. Яркое тропическое солнце проникало в помещение сквозь небольшой просвет между задернутыми занавесками его каюты, заставляя искриться полировку стола и массивную хрустальную пепельницу. Обстановка была такой мирной, что память о разрушениях и трупах «Автомедона» показалась мне безмерно далекой.
Мы были очень рады своей удаче. Захваченные документы были составлены стратегами военного кабинета и являлись последней оценкой военной мощи империи на Дальнем Востоке. В них содержались детали развертывания и оснащения подразделений Королевских военно-воздушных сил, данные о мощности военно-морских сил, дислоцировавшихся в этом регионе. Также там было изложено мнение о роли Австралии и Новой Зеландии, и кроме того, и это самое пикантное, имелся длинный параграф о возможности вступления в войну Японии, сопровождаемый подробностями строительства укреплений Сингапура.
Эти данные, безусловно, чрезвычайно полезны для немецкого командования.
— Мы должны максимально использовать то, что попало к нам в руки, — сказал Рогге, — и вот как мы это сделаем…
Нам требовалось дизельное топливо. «Оле Якоб» вез авиационный спирт. У нейтральных японцев имелось дизельное топливо. Японцам был нужен авиационный спирт. А теперь, чтобы преодолеть возможные политические проблемы, у нас появились бесценные документы.
Рогге вызвал Каменца.
— У меня есть для вас работа, — сказал он. — Вы должны отвести «Оле Якоб» на север и помочь нам, поучаствовав в дипломатическом процессе.
В переполненной гавани Йокогамы команда сухогруза наблюдала за неторопливыми движениями норвежского танкера. Вот с судна бросили якорь, были выполнены таможенные формальности, и тендеры и шлюпки с людьми начали одно за другим отходить от борта танкера по направлению к берегу.
Что ж, завидовали наблюдатели, норвежцы даром времени не теряют, не то что некоторые.
Через несколько часов после прибытия на танкере снова подняли якорь, но только после возвращения из увольнительных матросов, изрядно повеселившихся в городских барах и других злачных местечках, стала известна вся история. Норвежский танкер оказался давно потерянным «Оле Якобом», захваченным в плен немцами. Он зашел в порт только для того, чтобы высадить на берег прежнюю команду, и снова отбыл в неизвестном направлении.