Летучий голландец
Шрифт:
Стейк удался в самый раз, не пережарен и не сочился кровью, и перца в соусе было тоже в самый раз, но лучше всего повару удались грибы, а вот вино Максиму не очень понравилось — привкус смолы был настолько силен, что забивал весь букет, и он выпил лишь два бокала, бутылку прикончила Ирина, она раскраснелась, начала нести всякую чушь, и Максим понял, что самое время отвести ее в каюту и уложить спать.
Она рассчиталась, он, бережно поддерживая под локоть, довел ее до каюты, помог раздеться, уложил на кровать, накрыл одеялом и, поцеловав в невысокий
Была ночь, небо, усыпанное звездами, окружало его со всех сторон, но отсюда, с моря, звезды казались совсем другими, чем с суши, — маленькие, хоть и многочисленные точки.
А черноты было больше, гораздо больше, слева, справа, спереди, сзади, мешок черноты, опрокинутый на паром, который, ровно и мощно гудя турбинами, шел по направлению к Криту.
Максим переместился на корму, минуя закрытую для пассажиров служебную зону, и увидел невысокого человека в белой форме, курившего у двери капитанской рубки, чьи окна отбрасывали яркие полосы света длиною в несколько метров.
Человек был без фуражки, с щегольской, стриженной клинышком бородкой. Максиму вдруг отчаянно захотелось спросить у него о том, каково это море осенью, когда начинаются штормы, а еще — как здесь плавается зимой, под дождями и грозами, а может, идет и снег; нет, вряд ли: только дожди, грозы и штормы… ведь паромы на острова ходят не только в сезон, но и круглый год; наверное, просто сокращается количество рейсов — до четырех в сутки, а то и до двух.
Человек затушил сигарету и вернулся в рубку.
Он тоже был не очень похож на грека; Банан представил себе психованного, отвязного югослава, которому пришлось бежать с родины, спасаясь от сепаратистских безумий, — про них до сих пор иногда талдычат в новостях, — и осесть в Греции. Наверное, У него имелся мореходный диплом, он сумел доказать свою квалификацию и сменил камуфляж на белую форму, хотя на капитана не тянул: максимум первый помощник, а скорее всего — второй… Сейчас югослав стоял на вахте и вместо привычного «Калашникова» сжимал в Руках штурвал, ведя паром к месту появления на свет бога Зевса, порожденного этими горами и морем, прежде всего морем, которое сейчас плескалось в борта парома, темно-фиолетовое, почти черное, такое же черное, как скалистая стена острова, на миг возникшего справа по курсу и через минуту исчезнувшего.
Море начало мерцать, переливаться; Максим переместился на корму, долго смотрел на шипящую светлую струю за бортом и подставлял лицо сильному теплом) ветру, дувшему наискосок — кажется, с берегов Африки.
За спиной послышались голоса.
Банан обернулся.
Те самые джентльмены, что так позабавили его во время посадки.
Они топтались у входа в дьюти-фри, а едва лавочка открылась, ринулись внутрь размашистыми кенгуриными скачками, сметая со стеллажей традиционную английскую выпивку; потом он видел, как они тащились с пакетами, из которых торчали многочисленные горлышки — джин, виски, виски, джин. Интересно, сколько они уже успели употребить?
Судя по походке и дикции — немало.
Максим подумал, что тоже не отказался бы выпить, лучше всего — виски, без льда и содовой, чистого, например шотландского. Капельку, на один палец в стандартном толстостенном стакане, а затем посидеть на палубе в шезлонге и выкурить сигару.
В кармане обнаружились только сигареты, мятая пачка «Camel» без фильтра, купленная в аэропорту, пока Ирина выбирала в дыоти-фри парфюм и остановилась на терпком и зрелом аромате от Сони Рикель.
Англичане притормозили почти вплотную. Максим докурил и отправился в каюту.
Там было душно, хотя иллюминатор оставался открытым.
Ирина спала на животе, сбросив с себя одеяло и обняв подушку.
Он лег рядом и принялся гладить ее по спине, бережно, будто массажист.
Не просыпаясь, она удовлетворенно вздохнула и развела ноги.
Максим сделал то, чего она хотела, и — когда женщина опять погрузилась в сон, уже не на животе, а на боку, подтянув колени к груди, — подумал, что он все же очень исполнительный наемный работник, хозяйке невероятно повезло.
Понимает приказы даже не с полуслова.
С полужеста.
С легкого и почти незаметного движения ноги.
Он перевернулся на живот, почувствовал правым плечом ее горячую влажную спину и уснул.
А проснулся от звука паромного ревуна, который тоскливо и пронзительно возвещал, что настало утро и они вот-вот прибудут на остров.
Вой нарастал, это был уже бычий рев, не один ревун, а целое стадо.
Ирина плескалась в душе.
Максим потянулся за плавками, но решил, что в ближайшее время они ему не понадобятся — кожа должна дышать, тем более что у него нет причин стыдиться своего тела.
— Какой сладкий мальчик! — произнесла Ирина, выйдя из душа.
Сладкий мальчик послал ей воздушный поцелуй.
— Я опять хочу! — заявила она.
Он улыбнулся, сознавая, что сейчас она не позволит себе баловства, ведь скоро прибытие, а завтрак, в отличие от ужина, входит в стоимость билета, и поэтому его глупо пропускать.
— Ну хоть поцелуй! — сказала Ирина, подставляя ему по очереди обе груди.
Он прикоснулся губами к левому соску, потом — к правому.
Она погладила его по голове, вздохнула и принялась одеваться.
Завтрак был из тех, что называют континентальными; Банан с аппетитом мазал джем на булочки и пил крепкий, но не очень вкусный кофе.
Позавтракав, они вернулись в каюту.
Ирина быстро упаковала и застегнула чемодан и вдруг обнаружила, что забыла положить туда косметичку.
— Я запихну ее в твою сумку? — спросила она.
— Конечно! — разрешил он, не отрываясь от иллюминатора.
Паром разворачивался, был хорошо виден гористый, набухающий в утренней дымке берег, очертания порта и восхитительные стены древней венецианской крепости Кулес, охраняющей вход в гавань Ираклиона.