Летучий голландец
Шрифт:
Становится перед ним на колени и молится.
Белый Тапир!
Самый могущественный Белый Тапир!
Единственный бог, который защищал и защищает меня!
Покровитель всех, у кого печальные глаза!
Повелитель всех, у кого веселые глаза!
Бессмертный Белый Тапир, принеси мне счастье!
Встает с колен, закрывает кейс на ключ и опять выходит в зал.
Там уже весело.
Убон покачивает грудью перед крючковатым носом пьяненького белого.
Тому так нравится, что он нетерпеливо и сладострастно облизывает языком верхнюю
С этого можно содрать намного больше тысячи бат.
Она сделает ему массаж в одной из маленьких комнат на третьем этаже. Доставит бедолаге счастье.
У каждого — свое счастье.
Только Белый Тапир знает, какое нужно ему!
Даниэль спускается по лестнице и выходит на улицу.
Льет дождь, под дождем идет белый, без зонтика.
Еще один белый в поисках счастья.
Когда Белый Тапир сделает Даниэля счастливым то у белых больше не будет счастья.
Они и так богаты, у них есть все.
Хватит!
Банан чувствует, что промок до нитки.
Надо переждать дождь, зайти в любую открытую дверь.
Хотя бы в эту.
Игривая вывеска с полуодетой девицей и надписью «Daniel's White Tapir A GoGo».
Немолодой, седоволосый и сухощавый то ли негр, то ли мулат сталкивается с ним в дверях.
Улыбается и пропускает вперед.
В руках кейс, прикрепленный металлической цепочкой к запястью правой руки.
А на шее — две золотых цепочки, звенья одной поменьше, другой — крупнее.
Одна белого золота, другая — темно-желтого.
И почти такие же темно-желтые, хищные, совсем не человеческие зрачки.
Банан видит лестницу на второй этаж, оттуда доносится музыка.
Человек с кейсом садится в подъехавшую машину, та скрывается в дождливой тропической тьме.
От острого соуса в животе начинается пожар.
Банану вновь хочется пить, но тут, судя по всему, дорого.
Для него очень дорого.
Он смотрит на девчонку, обслуживающую носатого туриста с густыми черными усами.
Где-то он его уже видел, и не раз.
У девчонки крепкая грудь с большими коричневыми сосками.
Пасть носатого так и нацелена на них.
Банану машет рукой другая, вот она уже направляется к нему, плавно покачивая бедрами.
Максим резко разворачивается, сбегает по лестнице и выходит обратно на улицу — дождь вновь затих, и Максим бесцельно плетется вверх по Walking Street в сторону торговых центров «Mike» и «Royal Garden Plaza», пока даже не подозревая об их существовании.
Убон смотрит, как предполагаемый клиент достает из зеленоватой пачки темную сигариллу и решает, что если подаст ему огонь, то он будет еще быстрее готов отправиться на массаж.
Она долго ждала момента, когда сможет уехать в город, сажать рис совсем не так приятно, да и потом — нужны деньги…
Банан видит перед собой неоновую надпись «Royal Garden Plaza» и отчего-то решает зайти в одну из широко раскрытых дверей этого трехэтажного торгового центра, что находится между Beach road и Pattaya 2nd Road. Вся дорога
Надежда
Совсем незаметно Будды стали для нее такой же привычной частью окружающего, как каучуковые и ананасовые плантации, банановые рощи, джунгли с высоко торчащими над зелеными холмами верхушками пальм, рисовые поля с покорными круторогими буйволами, а главное — привычным стало постоянное тепло. В высокий сезон, когда дождей нет, в низкий, когда муссоны нагоняют ливни и под ними торжественно мокнут как Будды медитирующие, так и находящиеся в состоянии аскезы, и свободные от страха, и призывающие землю в свидетели, и лежащие, уже готовые перейти в нирвану, и даже Будды идущие, хотя временами, когда тепло переходит в жару, идти здесь никуда не хочется, разве что натянуть ласты и маску да прыгнуть в море.
Это и покорило ее раз и навсегда — море и постоянное тепло.
А еще то, что в этой стране все очень просто, в ней нет проблем, как нет этого слова в местном языке.
Точнее, они, конечно, есть, но все предпочитают жить так, будто их не существует.
Впервые Надя приехала сюда с отцом — это был его подарок дочери на восемнадцатилетие.
Был март, дома лежал снег, ветра с севера, с арктического побережья, пусть с запозданием, но нагоняли отвратительную ледяную стужу, так что в аэропорт пришлось ехать в теплых вещах. Еще у трапа, ожидая своей очереди на посадку, она подумала, что, наверное, никакого Таиланда не существует, потому что не может быть того, чего просто не может быть.
Уже на пересадке в Ташкенте потянуло теплом, жаль, что нельзя было выйти из здания аэропорта, оставалось лишь любоваться зеленеющей за окнами травой и тоскливо смотреть в сторону голубого, с белесыми полосками облаков, неба.
А в Бангкоке она сразу хватанула жары. Теплые вещи еще в Ташкенте были засунуты в чемодан — отцовская меховая куртка и ее дубленка, но и легкую ветровку, которая была на ней, захотелось немедленно содрать и забыть о ее существовании, лучше всего — навсегда.
Бангкок ее ошарашил, они провели там сутки, отец, уже второй раз бывший в Таиланде, записал их на экскурсию в храм Изумрудного Будды и в Большой Дворец, но ей больше всего понравилась поездка по клонгам на моторной лодке. Она не понимала, где находится и что с ней происходит, просто глазела по сторонам, обалдело смотря на стирающих белье таек, плещущихся тут же смуглых ребятишек, и на небоскребы, нервно прошивающие небо.
Потом они сели в автобус и поехали на самый юг где острова. Почти четырнадцать часов в дороге, но восемнадцатилетие стоит того, чтобы встретить его в раю, — так говорил отец, и он оказался прав. Если это был и не рай, то что-то очень похожее, по крайней мере когда автобус въехал на мост, отделяющий Пхукет от материка, то сердце у нее учащенно забилось при виде белейших пляжей с еще немногочисленным утренним людом, и она вдруг поняла, что навряд ли захочет обратно, хотя возвращаться все равно придется.