Летят журавли
Шрифт:
Стук в дверь.
Можно.
Входит Володя, за плечами у него вещевой мешок.
Володя. Анна Михайловна Ковалева здесь живет?
Ирина. Здесь. Только она на уроках в вечернем техникуме.
Володя. А комната ее где?
Ирина (показывает). Вот эта.
Володя идет в комнату Анны Михайловны.
Федор Иванович. Молодой человек, вы, собственно,
Володя (улыбаясь). Домой… Я ее сын…
Ирина. Володя?!
Володя. Да. А вы, наверное, Вероника?
Федор Иванович. А я – Марк Александрович?
Володя (смеется). Ирина Федоровна!
Федор Иванович. Разберешься постепенно…
Володя. Вот вы какие!
Федор Иванович. Нравимся? Ну, гость дорогой, сбрасывай пожитки.
Володя кладет вещевой мешок.
Федор Иванович. Анна Михайловна только что ушла, так что потерпи еще малость. Ириша, дай-ка с заветной полочки. Мы пока покалякаем. Ты пьющий?
Володя. Конечно.
Федор Иванович (Ирине). Слыхала, как гордо сказано? (Володе.) Тебе сколько лет?
Ирина вышла.
Володя. Двадцать один.
Федор Иванович. А я, знаешь, водку только лет в двадцать пять попробовал. Некогда было. Мировая война, революция, гражданская… Словом, не везло.
Володя. Я все-таки на фронте был.
Федор Иванович. Понимаю. В отпуск или по чистой?
Володя. По чистой.
Федор Иванович. Чем заслужил?
Володя. Пуля в легком сидит. Это не больно. Только вы матери не говорите – сидит и пусть сидит, а ей скажем, что вытащили.
Федор Иванович. Что же ты не писал о приезде?
Володя. Нарочно. У меня сегодня день рождения.
Федор Иванович. Сюрприз?
Володя. Да. Вот только вид не праздничный.
Федор Иванович. Да, всучил тебе кладовщик не первый сорт.
Володя. Взял что попало, только бы побыстрей. И в дороге пропылился. В Азии-то уже жарко.
Ирина (входя). А почему ты решил, что я Вероника?
Володя. Мать писала – хорошенькая.
Федор Иванович. Ирина, твои шансы повышаются!
Ирина. Чудак! Это же она о Веронике писала.
Володя. О вас она тоже хорошо писала.
Федор Иванович (Ирине).
Ирина. Гулять ушла.
Федор Иванович (подымая рюмку). Ну, молодой герой, в нашем доме ты – первая ласточка.
Чокаются.
Дай бог – не последняя!
Володя (чокаясь). Да, как говорится.
Ирина. Он не в этом смысле сказал, Володя.
Володя (серьезно). Я знаю.
Действие второе
Картина четвертая
Комната Антонины Николаевны Монастырской. Антонина Николаевна и Варя сервируют стол.
Антонина Николаевна….Вот, Вавочка, как может перевернуться вся жизнь.
Варя. Вы не огорчайтесь, Антонина Николаевна. Получается прямо необыкновенно, как до войны.
Антонина Николаевна. Ты бы видела мои комнаты в Ленинграде! Какая мебель! Шкаф – клен «птичий глаз»! И представь, я его забила огромными гвоздями, там посуда. Хрусталь сложила в ванну. Неужели разворуют? А какие люди собирались у меня в этот день! Шум, смех… К концу вечера мы обязательно брали машину, и айда по городу… Из конца в конец! На Васильевский, на Кировские острова, по Петроградской стороне – всюду! Катание на машинах в эту ночь было традицией. А теперь… Какой ужас эта война! Она меня будто вышибла из той жизни одним махом, одним ударом… И знаешь, Вава, какая самая страшная мысль? А вдруг уж ничего не будет по-старому? Ничего, никогда!
Варя. Будет, Антонина Николаевна, будет. Я еще к вам в Ленинград в гости приеду.
Антонина Николаевна. Хорошо бы… Я тебе так признательна – ты мне дала приют у себя.
Варя. Ну, не надо этого, не надо! К нам в город столько понаехало – всех пристроили. Понимаем, чай, горе-то. А вы – ленинградка, самая пострадавшая. Посмотрите-ка лучше, как я селедочку разделала: огурчики соленые, лучок, яичком сверху покрошила, как вы советовали.
Антонина Николаевна. Спасибо тебе.
Варя. А кофточку вашу креп-жоржетовую я не продавала, прямо на это мясо выменяла. Кость была, я ее вырезала – завтра суп сварим.
Антонина Николаевна. А юбку шерстяную почему обратно принесла? Не берут?
Варя. Дают мало, а юбка хорошая, чего ее по дешевке пускать!
Антонина Николаевна. Хочешь, возьми себе, если нравится.
Варя. Что вы, не надо! Этакую красоту!