Лев и Аттила. История одной битвы за Рим
Шрифт:
Великий понтифик с печалью смотрел на ужас, творившийся на улицах, и не замечал, что за ним давно следует человек. Эта тень Льва повторяла все его движения. Тайный сопровождающий был смуглолиц, как и завоеватели, вторгшиеся с африканского континента, но имел он и римские черты лица, главная из которых — мощный орлиный нос. Одеяние незнакомца также не имело ничего общего с варварским. По всему видно, преследователю было что-то нужно от главы христиан, но он не решался к нему приблизиться.
Великий понтифик подошел к двери своего жилища и через мгновение он бы скрылся из вида.
Крики прохожих заставили обернуться Льва.
— Несчастный человек, — произнес Великий понтифик, взглянувши на умирающего.
— Он хотел тебя убить! — воскликнул очевидец неудачного покушения. — Но какая-то сила заставила его споткнуться. Этот человек недостоин жалости.
— Он несчастен вдвойне: погубил собственное тело и хотел погубить свою душу. Суд Господень решит, куда ей направиться, а я всем сердцем прощаю заблудшего.
— Если бы Спаситель не спутал ему ноги, лежать бы тебе, Великий понтифик, на его месте, — произнес подошедший преторианец (впрочем, свое оружие он оставил дома — чтобы не раздражать вандалов). — Он недостоин прощения.
— Разве человек, лишившийся жизни таким образом, недостаточно наказан за свои помыслы?
— Он… да, — согласился легионер. — Однако остались здравствовать те, которые послали невольного самоубийцу на черное дело. Необходимо их найти, иначе попытку повторят другие. И возможно, в следующий раз Господь не сотворит чудо. Ведь не слишком много чудес видели даже Его ученики.
В это время мужчина, который наблюдал за происходившим в некотором отдалении, и не спешил, как множество зевак, к месту гибели убийцы, натянул на голову капюшон черного галльского плаща и поспешил прочь. На короткое время, равное вспышке молнии, Лев увидел лицо внимательного зрителя, и он тут же его вспомнил, хотя имел беседу с человеком, упрятанным с головы до пят в плащ, много-много лет назад.
— Кто-нибудь видел раньше этого человека? — Преторианец обратился к толпе, указывая перстом на тело убийцы-неудачника. — Может быть, он с кем-то общался?
— Он пришел с вандалами, — уверенно произнес хозяин таверны у городских ворот, — вчера этот несчастный обедал у меня с необычной компанией. — Его товарищи были римлянами, жившими в Африке. Они перешли на сторону вандалов и хвастались тем, что ограбили церковь…
— Нечестивцы! Даже вандалы такого себе не позволяют! — возмутилась толпа.
— Найти и уничтожить их! — вновь призвал безоружный преторианец.
— Не нужно никого искать, — прекратил Лев расследование, затеянное преторианцем. — Как видите, Господь решил Сам разобраться в этом деле. Не будем Ему мешать.
В это время на толпу римлян налетели алчные и свирепые берберы в количестве двух десятков. Африканцы принялись хватать понравившихся женщин и юношей. Толпу словно ветром сдуло. Спустя несколько мгновений подле Великого понтифика остались только берберы и те, которым не повезло вовремя сбежать. Пленникам связали руки, затем связали их друг с другом в одну живую цепочку. Могучий смуглолицый воин взял свободный конец веревки и направился к своему судну, а за ним потянулся караван соединенных римлян и римлянок. Некоторые пытались сопротивляться, но уколы мечей и копий с двух сторон скоро убедили несчастных подчиниться злому року.
Льва по-прежнему никто не тронул, словно он был невидимым для хозяйничавших в городе врагов. Великий понтифик проводил взглядом, замутненным слезами, уводимых пленников, которые еще минуту назад были свободными, и направился прямо к королю вандалов.
— Рад тебя видеть! — воскликнул Гейзерих, когда воины провели к нему Льва.
— И я приветствую тебя, король! — произнес Лев, стараясь скрыть волнение. — Не буду долго отнимать твое время, Гейзерих… На моих глазах произошло неприятное событие. Воины из африканского племени схватили многих мужчин и женщин и тут же увели на свой корабль.
— Что же, ты нашел неприятного? Идет война, а значит, должны быть пленники.
— Ты же обещал милостиво обходиться с гражданами и не уничтожать город. Я не возмущался, когда с домов срывались крыши, которые твои воины почему-то сочли золотыми.
— Да. У нас в Карфагене существовало мнение, что римские дома накрыты золотыми листами, — признался Гейзерих, — бедняги приняли медь за золото. Но это не такая уж большая потеря для Рима.
— Я был бы рад, если б твои воины действительно нашли золотые крыши и увезли их с собой. — Лев был противником излишеств. — Я не буду выяснять, почему сгорела целая улица в бедном квартале. Я прошу только не причинять зла римлянам, которые, надеясь на великодушие вандалов, не оказали им сопротивления. Твои воины схватили совсем юных девиц.
— Их можно выкупить. Я прикажу продать пленников, которые находятся на кораблях.
— Это хорошо. Но как только за пленников начнет поступать выкуп, твои воины примутся хватать новые и новые жертвы. Не мог бы ты запретить брать в плен людей, которые с тобой не сражались.
— Ты слишком многого просишь, служитель Бога. Я обещал не убивать тех, кто без оружия, и слово держу. Но мои воины приплыли из-за моря не только для того, чтобы полюбоваться твоим большим и красивым городом. Им нужна добыча, и без нее вандалы не вернутся в Карфаген.
Корабли вандалов были загружены до предела, и больше не было смысла искать что-то ценное. Когда африканцы, повинуясь приказу Гейзериха, начали покидать город, к Великому понтифику пожаловал необычный гость. Завернутого в черный плащ человека упорно не пропускали по-прежнему безоружные преторианцы. (После неудачного покушения римляне охраняли своего духовного отца день и ночь.) На возникший шум вышел Лев. Великий понтифик некоторое время рассматривал человека, который упорно желал с ним встретиться, и наконец попросил свою добровольную стражу: