Лев на площади
Шрифт:
Мими. Но я вам сказала, что я…
Редактор. Ты мне сказала, что придешь. Довольно разыгрывать неприступную весталку! Устарело. После Анатоля Франса, после Фрейда, после двадцати веков прогресса это попросту неприлично. (Подходит, хочет поцеловать Мими. Она уклоняется от поцелуя, вертясь на вращающемся табурете.) Ну, чего ты ждешь? Может быть, американца с долларами?
Мими. Я жду, когда вы начнете диктовать.
Редактор. Ты придешь сегодня вечером?
Мими. Сегодня вечером вы как будто заняты с мадемуазель
Редактор. Ах, вот что…. Мы ужасно ревнивы. Брось глупости! Бубуль — это девушка Ришара, а Ришар — мой лучший друг. Да и вообще как ты могла подумать? У меня слишком хороший вкус. После тебя — и вдруг Бубуль! Нет! (Целует ее.) Придешь?
Мими кивает головой.
А теперь за работу. «Тучи сгущаются. Американские наблюдатели, которые приехали в нашу страну, увидят…» (Шагает по кабинету, подыскивая слово.)
Мими, оглянувшись, заметила на столе перчатку. Она вскрикивает, берет перчатку.
Мими. Чья это? Бубуль?
Редактор. «Увидят зловещую картину»… Зачем ты это взяла? Отдай.
Мими. Чья это перчатка?
Редактор (отбирает перчатку). Не твое дело. Мало ли что может быть в редакции! И потом я не выношу тирании. Прошу оставить этот тоталитарный тон. Я француз, мне ненавистна всякая диктатура.
Мими. Можете диктовать.
Редактор (подбегает к ней, хочет поцеловать, она вертится на табурете). Ну, брось глупости! Как тебе не стыдно! Это перчатка моей жены. Нельзя быть такой подозрительной. (Целует ее.) Пиши. «Как черные воды потопа, забастовки хотят уничтожить прекрасную Францию. Во главе местных коммунистов стоит некая Мари-Лу. Пора сорвать с нее маску! Коммунисты утверждают, что она расстреляна немцами. На самом деле гестаповцы ее отпустили, и Мари-Лу сейчас находится в нашем городе».
Мими. Это правда?
Редактор. Не твое дело. Сейчас ты машинистка — и только. Понятно? Пиши. «Мари-Лу вовсе не Мари-Лу, а Мария Львовна, русская из Смоленска. Нам удалось установить, что она переправляла в наш город огромные суммы и пулеметы русского происхождения. В кругах, близких к заговорщикам, ее называют „Красной звездой“. Заговорщики намечают в среду или в четверг…»
Стучат. Входит секретарь редакции, старичок в черной ермолке.
Секретарь (шопотом). К вам пришла дама, господин Пике.
Редактор. Вы, кажется, видите, что я занят.
Секретарь. Я ей так сказал, но она настаивает. Она говорит, что у нее дело государственной важности.
Редактор. Но кто это? Приезжая?
Секретарь (еще тише). Мадемуазель Бубуль.
Редактор. Скажите, чтобы подождала.
Секретарь уходит.
Мими. Вечером
Редактор. Перестань глупить. Ты же понимаешь, что если она пришла в редакцию, то это по делу. Наверно, что-нибудь с Ришаром. Комиссия по чистке… Раскопали документы… Не сходи с ума! (Подходит, хочет поцеловать, она вертится на табурете.) Я ее сейчас выпровожу. Между нами ничего нет, даю тебе слово. Ты у меня одна. Я даже согласен на диктатуру. (Целует ее.) А теперь уходи. Это ровно пять минут…
Мими уходит.
(Кричит в дверь.) Позовите ту даму.
Входит Бубуль.
Ты что, с ума спятила? Среди белого дня да еще в редакцию?
Бубуль. Милый, мы не вчера познакомились. Можешь понять, если я пришла в редакцию, то не затем, чтобы целоваться.
Редактор. Но это скандал! Ты понимаешь, что ты наделала? Тебя все знают.
Бубуль. Ты еще будешь меня благодарить. Это такая сенсация…
Редактор. Догадываюсь: раскопали счета Ришара…
Бубуль. Вот и не догадался. Да ты и не можешь догадаться. Я сама себе не верю. Это такая сенсация… Ты знаешь, кто к нам приехал?
Редактор. Министр восстановления?
Бубуль. Стала бы я бегать из-за какого-то министра. Американский наблюдатель. Инкогнито. Теперь ты понимаешь, что я должна была прибежать? Имей в виду — не к мэру и не к Ришару, а к тебе. Ценишь?
Редактор. Погоди, это может быть утка. У меня серьезная газета — я даю только проверенные факты. Кто тебе сказал?
Бубуль. Он.
Редактор. Кто он?
Бубуль. Я тебе говорю, что он. Ну, он сам… Американский наблюдатель. Не веришь? Он приехал вчера утром. Наверно, весь день наблюдал, а вечером пошел в кафе «О лион». Я туда заглянула на минуту. Франсуа мне сказал, что вы только что ушли. Он начал на меня глядеть, потом не выдержал и подошел. Он такой вежливый, такой деликатный!.. Сначала он не хотел сказать, зачем приехал, полное инкогнито, даже нарочно сбивал с толку, говорил, что его интересуют древности, — словом, заметал следы. Потом он немного выпил, а главное — он безумно увлекся мною. Я помнила о тебе и старалась вытянуть из него как можно больше. Ты знаешь, кто он? Личный представитель Джима, фамилию он не сказал, да я и не настаивала, ты знаешь, что я не могу запомнить ни одной американской фамилии. Но этот Джим играет всестороннюю роль, он важнее всех сенаторов. А мой американец хорошо знаком с президентом, бывает запросто в Белом доме. Словом, он такой важный, что я боялась с ним разговаривать. Он ругал наш город, вообще французов, говорил «хлам», люди здесь не заняты делом, выродились. Я думаю, что мэру не поздоровится… А со мной он был такой нежный. И щедрый… У них, оказывается, нет времени, чтобы считать каждый франк, как ты. Я никогда не думала, что стану героиней замечательного фильма. Американцы — настоящие демократы, подумай, такой государственный человек просто подошел ко мне, говорил: «Бубуль, Бубуль».