Лев пробуждается
Шрифт:
Даниил в логове львов, отметил про себя Хэл. Вполне уместно…
Стукнув его по плечу, Сим кивком указал туда, где ярко освещенный Киркпатрик с налитыми кровью от пламени глазами методично бросал бумаги в костер, который развел посреди комнаты. Его тень подпрыгивала и вытягивалась, как сумасшедший гоблин.
Хэл двинулся было, когда одно из стеклянных окон над алтарем взорвалось осколками и обрывками свинца, зазвеневшими и заскакавшими по камням. Последовал взрыв смеха издали, а за ним ряд злобных выкриков.
Оглянувшись на комнату, Хэл выругался: Киркпатрик скрылся. Они
– Что там было? – спросил Хэл, и Сим, бросив взгляд на горшок, скроил физиономию.
– Ссаки Ормсби, или я не я, – ответил он, и Хэл, оглядевшись, понял, что это спальня юстициара со столом, стулом и набитой соломой коробчатой кроватью; драпировка колебалась от ночного ветерка, врывающегося через выбитое окно. Поглядев на драпировку, Сим увидел, что это знамя с красным щитом и крестиками, разделенными по диагонали золотой полосой.
Хэл, недовольно покряхтывая от отвращения, копался среди сырых углей, выискивая документы, с прищуром вглядываясь в них в полусвете и сунув один-другой за отворот куртки. У одной стены высилась горка для подобных свитков, полуразбросанных по соломе, но Сим стащил со стены затейливый гобелен, восхитившись вплетенными в него позолоченными нитями.
– Герб Ормсби, – пророкотал чей-то голос, заставив обоих развернуться к порогу, где высился Уоллес, застя свет по ту сторону двери. В руках он держал меч и кинжал, а на его измаранном кровью лице зияла широченная ухмылка.
– Герб Ормсби, – кивнув на свисающую из кулака Сима тряпку, повторил он. – Украсим его вскорости его собственной башкой и сделаем из него человека.
Никто не отозвался ни словом, когда Уоллес осторожно ступил босой ногой в комнату. Казалось, голова его вот-вот проломит потолок.
– Добрая мысль прийти сюда, вьюноши, да только Ормсби сбежал из своей спальни. Через оную отдушину без ставень в одной ночной сорочке, аки мне сказывали. То-то было зрелище… Что у вас там?
– Бумаги, – объявил Хэл, чувствуя, как спрятанные обжигают бок, будто до сих пор не погасли. – Тут был огонь.
Поглядев, Уоллес кивнул, а потом бросил взгляд на ячейки библиотеки на стене.
– Государственные бумаги, без сомнений, – провозгласил он, – коли юстициар Шотландии счел потребным попытаться спалить их. Сиречь могут быть полезны, коли я сыщу молодца, умеющего читать по-латыни лучше моего.
– Будет трудновато, – заметил Хэл, не став поправлять Уоллеса по поводу того, кто устроил поджог. – Сим загасил пламя пинтой вельможной мочи.
– Да неужто? – Уоллес со смехом тряхнул головой. – Что ж, сыщу для их чтения какого-никакого умного человечишку со скверным чутьем.
Хэл, чувствовавший себя неуютно от осознания собственного умения читать, издал нервный смешок, а Уоллес, направившийся было к двери, вдруг обернулся на пороге.
– Кстати, – произнес он, невинный, будто кальсоны священника, – я вот все гадаю, что за оный Брюсов малый – Киркпатрик, что ли?
Хэл кивнул, чувствуя резь в глазах. Свет факела в канделябре вытворял с лицом Уоллеса черт-те что.
– Истинно, – раздумчиво проронил тот. – Он самый. Дык отчего он вынес свою задницу из оного окна без ставень не столь давно, аки сам Нечистый кусал его за жопу?
Он перевел взгляд с Хэла на Сима и обратно. На улице что-то с грохотом раскололось, и послышались вопли. Уоллес переступил с ноги на ногу.
– Лучше хоть попытаюсь навести порядок, – улыбнулся он, – хоть сие аки пасти кошек. Сыщу вас позже, вьюноши.
Удалившись, он будто оставил в комнате прореху, в которую хлынуло молчание. Потом Сим перевел дух, и Хэл сообразил, что и сам затаил дыхание.
– Не ведаю насчет англичан, – негромко промолвил Сим, – но он пугает меня до усрачки.
Да и не такой уж он зеленый, хоть и прикидывается капустой, подумал Хэл, решив, что пора им двоим убираться отсюда подобру-поздорову.
Тишину убежища в часовне торжественно озарял свет дорогих восковых свечей и негромкий шелест молитв, заставлявших огоньки колебаться, когда сгрудившиеся каноники единодушно набирали в грудь воздух.
Несмотря на тесноту, там было свободное местечко, где преклонил колени Брюс, хоть и не склонивший головы. Его снедало пламя, сияющим потоком прошивавшее все тело, настолько яростное, что порой он трепетал и вздрагивал.
Брюс смотрел на расписные стены часовни. В яслях Мария кормила новорожденного Младенца обнаженной грудью, а Иосиф взирал на них из деревянного кресла одесную. Они улыбались Брюсу. На переднем плане головы вола и осла обернулись и разглядывали его сверкающими скорбными глазами. Стоявший на заднем плане ангел зрил на него холодно, а выписанные сверху на латыни слова «Благовестие пастухам» словно сияли, как огонь в его теле.
Брюс преклонил голову, не в силах видеть ни улыбающееся лицо Пречистой Девы, ни укоризну ангела. Дело сделано, секрет в безопасности, как благовестил Киркпатрик, тяжело дыша после того, как ему пришлось удирать с места сожжения улик.
Грехом больше на его запятнанной душе. Брюс подумал о бежавшем человеке, которого убил, безупречно срубив на скаку; лишь после он увидал, что это был старый священник. Длинноногий заменил многие здешние души собственными прелатами, и простой люд, знал Брюс, ненавидел их лютой ненавистью, считая честной добычей, – но смерть священника, будь он англичанин или нет, ложится тяжким бременем на душу дворянина, пусть даже графа.
Проклятие Малахии [36] – руки его задрожали, и сжатая в них свеча пролила на поросшую черными волосами тыльную сторону ладони воск, застывший идеальными шариками, будто жемчугами.
36
В данном случае речь идет отнюдь не о ветхозаветном проклятии пророка Малахии, но удивительным образом перекликающемся с ним, как видно дальше.