Лев Толстой: Бегство из рая
Шрифт:
Кошмар «копирайта»
До смерти Толстого по генеральной доверенности 1883 года, хотя в ней ни разу не упоминались слова «литературное право», жена распоряжалась сперва всеми сочинениями мужа, а с 1891 года, по воле Толстого, ее «копирайт» был ограничен произведениями, написанными до 1881 года. Это и был источник их общего дохода. Из этих денег покрывались расходы на Ясную Поляну, на эти деньги покупалось всё необходимое для содержания московского дома и многое, без чего нельзя было жить ни ей, ни мужу, ни их детям.
В то же время стоимость литературной собственности Толстого росла в геометрической прогрессии. Несмотря на то что в 1891 году он публично отказался от литературных прав, издатели не оставляли надежд заполучить
Лишь сопоставляя эти круглые астрономические числа с цифрами в приходно-расходной книге, начинаешь понимать, какая мина была заложена в основание семейных отношений Толстых. Только после этого начинаешь понимать всю проблемность этой семьи и, как ни странно, еще больше уважать ее. Легко любить и умиляться отцом, отдающим нищему последнюю рубашку. Но попробуйте смириться с потерей миллионов! Ставки были слишком высоки.
Удивляться нужно не тому, что с начала 80-х в семье Л.Н. постоянно вспыхивают конфликты, связанные с его радикально-христианским отношением к собственности, а тому, что эти конфликты не взорвали семью окончательно.
Преклонение перед величием отца, но и понимание драматизма положения матери в дальнейшем позволили роду Толстых не рассеяться в человеческом пространстве, как это случилось с менее конфликтными семьями.
Нетипичность конфликтов в семье Толстых проявлялась еще и в том, что с начала 90-х годов и до конца жизни Л.Н. (и некоторое время после его смерти) эти проблемы становились достоянием гласности. Их широкое обсуждение в печати ставило семью в мучительное положение. Несомненно, это обстоятельство серьезно подорвало характер С.А., и без того склонный к истеричности, и привело ее, в конце концов, на грань психического помешательства.
Непросто приходилось и старшим сыновьям Толстого. 8 мая 1890 года в «Новом времени» появилось извлечение из отчета обер-прокурора Синода за 1887 год, в котором говорилось, что уже в 1887 году Толстой «не имел возможности в прежних размерах оказывать крестьянам помощь из своего имения, так как старшие его сыновья начали ограничивать его расточительность». Это была явная ложь. Сыновья взволновались, и 27 мая в той же газете Сергей, Илья и Лев Львовичи поместили опровержение, написанное весьма убедительно. Но подобные опровержения никогда не убеждают публику и даже склоняют ее к обратному мнению: раз оправдываются, значит, в чем-нибудь да виноваты!
Между тем семейные отношения в начале 90-х действительно приобретают драматический характер. 1891 год стал рубиконом, после которого семейного мира быть уже не могло. И как «надрез» в семейных отношениях начала 80-х годов неминуемо должен был завершиться двумя попытками «ухода» Толстого из семьи (1884, 1885), так кризис 91-го года непременно должен был разразиться каким-то взрывом, что и случилось в 1895 и 1897 годах.
Сразу после семейного имущественного раздела в апреле 1891 года (формально закрепленного в 1892 году) Толстой ставит вопрос об отказе от литературных прав. Для его детей, в то время не имевших к этим правам никакого отношения, этот вопрос вряд ли представлялся интересным. Серьезным и даже страшным ударом этот отказ был для жены писателя. Ведь по доверенности 1883 года она являлась фактической держательницей исключительных прав на его сочинения. К тому же она была его издательницей и относилась к этому делу не только меркантильно, но с душевной страстью.
Всё значительное, что было написано Л.Н. до духовного переворота, за исключением автобиографической трилогии и «Севастопольских рассказов», писалось при непосредственном участии С.А. Она была и переписчицей, и советчиком, и даже цензором своего мужа. Так, по ее настоянию он исключил из «Войны и мира» откровенную сцену с купанием Элен Курагиной в ванной. Жена убедила его, что эта сцена не позволит рекомендовать «Войну и мир» для прочтения юношам и девушкам.
Отказ
Итак, в 1883 году он передал литературные права жене. Заметим, что Толстой сделал это тогда, когда по совести уже не считал себя вправе получать доход от творчества, как и от своих имений. Таким образом, Толстой перелагал «зло» литературной собственности на плечи жены и до начала 90-х годов соглашался с этим статусом-кво. Почему же в начале 90-х он снова поднимает этот вопрос, явно понимая его болезненность для жены?
11 июля 1891 года, через три месяца после того, как состоялся фактический раздел собственности Толстого, он из Ясной Поляны посылает в Москву письмо, в котором в мягкой форме уговаривает жену самой напечатать в газетах объявление об его отказе от литературных прав на все сочинения с 1881 года. Именно уговаривает, прибегая даже к хитрости. «Я всё это время думал составить и напечатать объявление об отказе в праве собственности от моих последних писаний, да всё не думалось об этом; теперь же думаю, что может быть это будет даже хорошо в отношении упрека тебе со стороны публики в эксплуатации, как пишет артельщик, если ты напечатаешь от себя в газетах такое объявление: можно в форме письма к редактору: М.Г. прошу напечатать в уважаемой газете вашей следующее:
Мой муж, Лев Николаевич Толстой, отказывается от авторского права на последние сочинения свои, предоставляя желающим безвозмездно печатать и издавать их».
Артельщик – это Матвей Никитич Румянцев, заведующий складом книг Толстого, издаваемых С.А. Между ним и женой писателя шли переговоры о том, какую цену назначить на XIII том очередного собрания сочинений Толстого. Румянцев предупреждал хозяйку, что если она снизит цену на допечатанный для розничной продажи XIII том, который вызывал повышенный интерес, потому что в него вошли самые последние произведения Л.Н., включая скандальную «Крейцерову сонату», то прежние покупатели, получившие том по подписке, будут недовольны и переколотят на складе стекла, как было у Суворина, когда он издал дешевого Пушкина.
Все эти манипуляции с ценами на его сочинения возмущали Толстого. И сам формат собрания сочинений казался ему «пошлым», рассчитанным на развращенную городскую публику, но никак не на народного читателя. Тем не менее в письме к жене Л.Н. выбирает самые осторожные выражения и пытается обосновать свое решение ее же интересами. К тому же речь не идет о том, чтобы отказаться от всех прав. Только от последних сочинений. Всё, что написано до 1881 года, он считает законной собственностью жены, не помышляя о том, чтобы лишить ее этого источника дохода.
Проблема была в несчастливом XIII томе! Именно с выходом этого тома вдруг обнаружилось, что никак не получается разделить творчество Толстого на «до 1881 года» и «после». Это легко сделать в голове, но не в практике книгоиздания. Широкой публике наплевать на тонкости понимания Толстым эволюции своего творчества. Публика жаждет новинок, сенсаций. Сенсацией XIII тома являлась «Крейцерова соната».
Известно, как мучительно далась «Крейцерова соната» Л.Н. Ее многочисленные варианты не удовлетворяли Толстого, и до последнего момента он не был уверен в том, что история ревности, описанная в ней, завершится тем, чем она завершилась – убийством жены. Но и после публикации «Сонаты» его писательская совесть не могла оставаться спокойной. Атакованный бесчисленными письмами с просьбой разъяснить, что же он всё-таки хотел сказать этой вещью, Толстой вынужден был пойти на ужасный, с точки зрения писательского достоинства, шаг. Он пишет «Послесловие» к повести, в котором «на пальцах» разъясняет ее смысл.