Лев Троцкий. Большевик. 1917–1923
Шрифт:
«Циркулярные письма» оказались достаточно демократическим способом общения и обсуждения вырабатываемой общей политической линии. Ссылка уравняла в правах всех. Теперь среди участников дискуссий не было ни членов Политбюро, ни членов ЦК, ни даже членов ВКП(б). Ссыльный Троцкий рассылал своим сторонникам циркулярные письма, излагая в них свои выводы и оценки. Другие ссыльные, как бывшие руководители, так и бывшие рядовые члены оппозиции, делились с бывшим вождем Октябрьской революции и вторым человеком в государстве анализом конкретных событий и ситуаций, в центре которых они оказывались, а в некоторых случаях вносили предложения по коренным вопросам. Троцкий всегда воспринимал эти предложения и советы формально вежливо, но крайне сдержанно и считался с ними лишь в редких случаях. Тем не менее у всех создавалось впечатление, что точка зрения любого ссыльного Троцкому важна и интересна.
3. Раковский
Информация о текущих событиях в СССР и за рубежом к оппозиционерам поступала только из советской прессы, причем вначале Троцкий получал лишь «Правду» и «Экономическую жизнь», а также местную, не выходившую ежедневно «Джетысуйскую искру». Почта поступала с большим опозданием. Троцкому пришлось письменно пожаловаться местным властям, которые заверили его, как и полагалось бюрократам, что почтовые неурядицы будут изжиты и что корреспонденция станет поступать регулярно. Иностранные газеты в Алма-Ату не доходили, и Троцкий просто изнывал, не получая западную прессу. Он писал в феврале, что надеется со временем наладить получение по крайней мере важнейших мировых
780
Троцкий Л. Дневники и письма. С. 24.
781
В письме от 26 мая он писал Троцкому, что считает «одним из самых ярых врагов британского империализма» кандидата на президентский пост Герберта Гувера, который стремится «выкрутить хвост льву». Вероятное избрание Гувера президентом США, полагал Андрейчин, будет чревато колоссальными последствиями в смысле обострения соперничества между этими странами (Архив Троцкого. Фонд 13. T-1533). Действительность оказалась совсем иной.
Однако главным корреспондентом на протяжении почти всего 1928 г. был старый и верный друг Раковский, находившийся в ссылке в Астрахани и писавший обширные и интересные письма [782] . Раковский прибыл в Астрахань, по всей видимости, 20 января. Он был отправлен в ссылку «дня через три» после Троцкого. Троцкий, со своей стороны, известил Раковского о приезде в Алма-Ату письмом. Ответную телеграмму Раковского он получил 4 февраля: «Крайне обрадовался, здоров, работаю, обнимаю всех» [783] . После этого между ними началась весьма примечательная переписка, в которой участвовали и члены семей: Наталья Ивановна и Лев Седов, с одной стороны, супруга Раковского — с другой. Часто обменивались телеграммами [784] .
782
См. публикацию этих писем: Станчев М. Г., Чернявский Г. И. Письма и телеграммы Х. Г. Раковского Л. Д. Троцкому и членам его семьи (1928 г.) // Станчев М. Г., Чернявский Г. И. Фарс на крови. Харьков: Око, 1997. С. 83 — 158.
783
Архив Троцкого. Фонд 13. Т-1128, Т-1115.
784
В ответ на одну из телеграмм Раковского Троцкий писал 21 апреля: «Мы благополучны. Тебе необходимо перевестись из Астрахани. Обнимаем вас крепко». «Как здоровье. Беспокоимся отсутствием вестей. Обнимаем. Лев, Наталья», — говорилось в новой телеграмме из Алма-Аты от 16 мая. В ответ на одно из поздравлений Троцкий послал телеграмму: «Спасибо, дорогой. Привет друзьям. Лев ». Предполагая, что Раковский сменил адрес (потом узнав, что этого не произошло), Троцкие телеграфировали в ноябре 1928 г.: «Не писали, не зная адреса. Горячий октябрьский привет. Обнимаем. Наталья, Лев» (Архив Троцкого. Фонд 13. Т-1340, Т-1471, Т-1650, Т-2847; Архив Троцкого. Харьков: Око, 2001. Т. 2. С. 60, 87).
Хотя с Троцким Раковский переписывался регулярно в течение всего времени пребывания в Астрахани, это не была переписка в полном смысле слова, ибо Троцкий, как правило, отвечал не самому Раковскому, а группе своих единомышленников, в том числе и ему. Иначе говоря, письма Троцкого были почти полностью политическими, личные моменты в них встречались крайне редко. Первое письмо Раковского Троцкому было послано 17 февраля из Астрахани. В нем говорилось, что в этом городе он находится уже около месяца. В письме рассказывалось, как вначале Раковский поселился в коммунальной гостинице, но нашел комнату с пансионом, куда на днях должен был перебраться. Позже он опять поселился в гостинице. В небольшой комнатушке, где за ширмой стояли кровать и умывальник, основное место занимали лежавшие один на другом чемоданы с политическими и дипломатическими документами, которые Раковскому каким-то образом удалось привезти в Астрахань. В городе была неплохая, по мнению Христиана Георгиевича, библиотека, но почти полностью отсутствовали книги по общественным дисциплинам. Внезапно вырванный из привычной социально-политической среды, Раковский крайне тяжело ощущал хотя бы то, что он не получал ни одного журнала. Но какие-то книги взять с собой удалось. Он усиленно занимался изучением трудов Анри Сен-Симона [785] и его ученика Бартелеми Анфантена [786] . Ссыльный перечитывал Маркса и Энгельса. Только теперь он смог внимательно прочитать «Политическую историю Французской революции» выдающегося историка Альфонса Олара, подаренную ему автором во время одной из встреч в Париже.
785
Сен-Симон Клод Анри де Ровруа (обычно именуют Анри) (1760–1825) — граф, социалист-утопист. Движущими силами исторического развития считал прогресс знаний, морали и религии. По его мнению, в будущем «справедливом» обществе предприниматели и рабочие составят единый класс «индустриалов».
786
Анфантен Бартелеми Проспер (1796–1864) — французский социалист-утопист, последователь Сен-Симона. Вскоре после смерти Сен-Симона (с 1829 г.) стал руководителем школы его учеников. Для практической проверки своих социалистических идей создал трудовую общину в своем имении. В 1832 г. власти запретили общину, а Анфантен был приговорен к одному году заключения. Позже он порвал с социалистическими взглядами и поддержал государственный переворот Луи Бонапарта в 1852 г.
Раковский поделился с Троцким, что в ссылке начал писать мемуары. В написанных фрагментах он вспоминал свои первые шаги в социалистическом движении Болгарии, России и западноевропейских стран, рассказывал о контактах с Плехановым, Люксембург, Жоресом, Благоевым, Лениным и самим Троцким. К тому, что отложилось в памяти, он обращался не впервые — фрагменты воспоминаний о контактах с выдающимися деятелями социалистического движения и с матросами мятежного броненосца «Потемкин» появлялись в печати раньше. Но теперь создавался крупный цельный мемуарный труд. Много внимания уделялось в нем социалистическому движению в Болгарии и Румынии, работе по руководству правительством Советской Украины.
Фрагмент письма от 25 марта 1928 г., посвященный интенсивной работе над воспоминаниями, свидетельствует, между прочим, о начитанности обоих политиков. Раковский писал Троцкому, как, перечитывая свою рукопись, он внезапно понял, что она напоминает замечание Лежнева о Ласунской: «О каком бы лице ни заговорила Дарья Михайловна, на первом плане все-таки она». Раковский не должен был уточнять Троцкому, что речь идет о персонажах романа И. С. Тургенева «Рудин». К мемуарам Раковского Троцкий отнесся очень серьезно: «Кто хоть немного знает жизнь Раковского, легко представит себе, какой огромный интерес представляют его мемуары» [787] , — писал Троцкий. Но это все, что мы знаем о воспоминаниях бывшего главы правительства Украины. Дальнейшая судьба рукописи неизвестна. По всей видимости, она была конфискована сотрудниками НКВД при последующем аресте Раковского и затем уничтожена как «утратившая оперативную ценность». Во всяком случае, работники Центрального архива Федеральной службы безопасности Российской Федерации утверждали в беседах с авторами этой книги, что в фондах названного архива рукописи Раковского нет и что она была сожжена. Проверить это утверждение не представляется возможным, так как для исследователей архивы ФСБ России продолжают оставаться под почти полным запретом, и даже в тех очень немногих случаях, когда научным работникам, подобно авторам этой книги, удается получить разрешение на просмотр отдельных дел, их выдают по усмотрению бюрократов из архива ФСБ, не разрешая при этом пользоваться необходимыми архивными путеводителями и описями.
787
Архив Троцкого. Фонд 13. Т-1128; Троцкий Л. Моя жизнь. Т. 2. С. 299.
Как видно из писем, адресованных Троцкому, Раковский сохранял в ссылке бодрость и высокую работоспособность. «Насколько здоровья хватит, буду работать», — писал он. «Охота к работе громадная, я бы сказал, работаю avec ardeur [с жаром]. Она доставляет мне пока большое удовлетворение. Но приходится мне здесь повторить жалобу Сен-Симона, что его мозг потерял sa malleabilite [свою подвижность, гибкость]. Это он писал, когда ему было немного более сорока лет. Что же я должен говорить насчет malleabilite моего мозга!» [788] Раковский, однако, явно преувеличивал. Его память, воображение, сообразительность, способность анализировать (в рамках, ограниченных марксистскими догмами) оставались высокими. Троцкий даже считал, что «никогда, может быть, Раковский не жил более напряженной и плодотворной жизнью, чем в годы своей ссылки» [789] . В этих словах было, бесспорно, значительное преувеличение, ибо они нивелировали интенсивную политическую деятельность Раковского в течение десятилетий его жизни. Но после Троцкого Раковский оказался наиболее активным, теоретически подготовленным и плодотворным критиком той политической системы, которая сформировалась в СССР.
788
Архив Троцкого. Фонд 13. Т-1128.
789
Троцкий Л. Портреты революционеров. С. 344.
Раковский делился со своим другом тем, насколько жадно поглощал он художественную литературу, которую в предыдущие годы почти не имел возможности читать: Диккенса (в оригинале), Сервантеса, Овидия. Из книг современных авторов особое удовольствие доставлял ему изданный в 1926 г. сборник рассказов Исаака Бабеля «Конармия», многие сюжеты которых заставляли его вспоминать сравнительно недавние перипетии Гражданской войны на территории Украины [790] . Раковский рассказывал Троцкому и о забавных коллизиях, в которые он подчас попадал, когда люди, не разбиравшиеся в политической ситуации в СССР и все еще считая Раковского принадлежавшим к высшей советской номенклатуре, просили его о помощи и содействии. Иностранцы, на долгие годы застрявшие в СССР, просили помочь им в получении заграничных паспортов, не догадываясь, что сам Раковский был лишен уже загранпаспорта и тоже не прочь был бы его получить. Своеобразными «детьми лейтенанта Шмидта» были мнимые «потемкинцы», осаждавшие Раковского, узнав о том, что в 1905 г. и позже он играл видную роль в защите участников восстания броненосца «Потемкин». «Один такой потемкинец наговорил мне с три короба, что он меня знает по Константинополю, откуда вернулся «тихообразно», говорит на девяти наречиях и что, хотя пьет (был пьян), но не в «большой форме» (sic!), кончил, как все просители, просьбой о пособии… Я дал ему рубль. Он просил еще 20 к[опеек] — стоимость рубашки (1.20). Но заведующий гостиницей товарищ потом мне сказал, что 1.20 — это стоимость одной бутылки водки» [791] .
790
Там же. В одном из рассказов Бабеля можно было встретить фрагмент, связанный с Троцким. В ответ мешочнице, которая обвинила красного казака, что он спасает жидов Ленина и Троцкого, тот ответил: «За жидов сейчас разговора нет, вредная гражданка. Жиды сюда не касаются. Между прочим, за Ленина не скажу, но Троцкий есть отчаянный сын тамбовского губернатора, и вступился, хоть и другого звания, за трудящийся класс». В 1926 г., когда травля Троцкого велась достаточно активно, поставить его (устами героя своего рассказа) на один уровень с Лениным было смелым поступком.
791
Архив Троцкого. Фонд 13. Т-1123.
Раковский был важен Троцкому не только как друг и единомышленник, но и тем, что от него поступала иностранная пресса. Вторым источником получения иностранной прессы были родные в Москве, в частности сын Сергей и дочь Зинаида, а также первая жена Соколовская. В начале апреля Троцкий сообщал в одном из писем: «Иностранные газеты стали получаться сейчас из Москвы и из Астрахани» [792] . В другом письме, адресованном своему стороннику Карлу Яновичу Грюнштейну, работавшему ранее генеральным секретарем Общества бывших политкаторжан и ссыльнопоселенцев и теперь находившемуся в ссылке в Чердыни (Республика Коми), Троцкий сообщал, что аккуратнее всего писали Раковский и Сосновский, но «Раковский сверх того посылает мне из Астрахани иностранные газеты» [793] . Корреспонденция от Сосновского, правда, вскоре иссякла.
792
Троцкий Л. Дневники и письма. С. 29.
793
Троцкий Л. Письма из ссылки. С. 24.
С мыслью о том, что теперь он не руководитель Советского государства, а бывший высокопоставленный руководитель и репрессированный «враг народа», Раковский в ссылке так никогда и не свыкся. Ссылаясь на плохое состояние здоровья, он продолжал из Астрахани требовать от правительства предоставления ему возможности поехать на лечение в Кисловодск. Под кисловодский гипноз Раковского, оторвавшись от реальности, попал даже Троцкий, искренне возмущавшийся отказом властей разрешить ссыльному Раковскому такую поездку. У Сталина, нужно заметить, хватило юмора: он заявил, что отрицательное решение по ходатайству Раковского принял VI конгресс Коминтерна! Такое даже Троцкому парировать было трудно, но Раковский нашелся. Он обратился к VI конгрессу с телеграммой, в которой, «как один из основателей Коминтерна», выражал поддержку Троцкому и «пожелание конгрессу сказать веское мужественное слово против исключений и ссылок и требовать в интересах мировой и русской революции восстановления единства ВКП(б)» [794] . Об отпуске в Кисловодск Раковский упоминать не стал.
794
РГАСПИ. Ф. 326. Оп. 1. Ед. хр. 111. Л. 7; Архив Троцкого. Фонд 13. T-1753.