Лев Троцкий. Оппозиционер. 1923-1929

Фельштинский Юрий Георгиевич

Троцкий продолжал бороться пером. В ответ на разнузданные обвинения он подготовил в ноябре 1924 г. обширную статью «Наши разногласия», в которой весьма аргументированно развенчал три основные установки сталинской группы: обвинение в ревизии ленинизма; обвинение в особом «троцкистском» уклоне в освещении событий 1917 г.; утверждение, что статья «Уроки Октября» представляла собой особую «платформу» и ставила целью создание в партии особого «правого крыла». Это было именно объяснение, причем по всем пунктам оборонительное, примирительное. В «Наших разногласиях» Троцкий утверждал, что основной идеей «Уроков Октября», и это было действительно так, но лишь отчасти, являлась мысль о решающей роли в Октябрьском перевороте большевистской партии. «Никакие натяжки, никакие софизмы не смогут опрокинуть того факта, что центральное обвинение, выдвинутое против меня — в умалении значения партии — ложно в корне и находится в вопиющем противоречии со всем тем, что я говорю и

доказываю» [271] . Правда, Троцкий продолжал развивать и обосновывать критику позиции Каменева и Зиновьева в октябре 1917 г. Вопреки воле Ленина Каменев и Зиновьев пытались противостоять революции, утверждал он. «Именно Ленин разъяснял им, что эта их позиция задерживает необходимое развитие революции. Я лишь конспективно и в явно смягченной форме воспроизвел его критику и оценку. Как же отсюда мог получиться вывод в сторону ревизии ленинизма?» [272] — писал Троцкий, намекая, что он всего лишь пересказывает точку зрения Ленина о Каменеве с Зиновьевым.

271

Коммунистическая оппозиция в СССР. Т. 1. С. 119.

272

Там же. С. 123.

Троцкий отвергал «безобразные извращения» своих слов критиками и в то же время подчеркивал, что у него нет разногласий со сталинским большинством по вопросам текущей политики, что лично он строго проводил в жизнь решения XIII партсъезда. Ради возврата к власти и единства партии Троцкий готов был пойти на новые и новые уступки. Однако после того, как статья «Наши разногласия» уже была подготовлена к печати, Троцкий не стал ее издавать. Может быть, он понял бессмысленность новых уступок. Или, наоборот, считал, что в случае публикации она будет использована Сталиным для дальнейшего разжигания страстей. На первой странице текста, сохранившего в архиве Троцкого в Бостоне, рукою автора было помечено: «Единственный экземпляр. Не было напечатано» [273] .

273

Там же. С. 110.

3. Социализм в одной стране

После расправы с Лениным и предпринятыми Сталиным попытками политического и даже физического устранения Троцкого последний не должен был уже надеяться на возможность примирения с партаппаратным большинством советского руководства. Нужно отметить, что к этому времени обозначилось расхождение, которое впервые со времени Брестского кризиса можно было назвать теоретическим, но при этом абсолютно реальным: о возможности строительства социализма в одной отдельно взятой стране. Сталин выступил с теорией, противоречащей, как, по крайней мере, казалось Троцкому, его концепции перманентной революции.

В 1924–1925 гг. при активном участии и под руководством Бухарина была сформулирована «теория победы социализма в одной стране в условиях капиталистического окружения». Основана она была на выхваченном из контекста высказывании Ленина 1915 г. о неравномерном развитии капитализма, в результате которого возможен прорыв капиталистического системы первоначально в одной, отдельной взятой стране. Ленин об этом высказывании вскоре просто забыл, переключившись на установку о международной революции, о чем он неоднократно писал и говорил, без которой советский строй в России не может удержаться и обречен на поражение. Но эти совсем еще недавние высказывания Ленина теперь были предусмотрительно забыты, а мимоходом брошенная фраза 1915 г. активнейшим образом взята на вооружение пропагандистской машиной Сталина.

Самому Сталину теория социализма в одной стране настолько понравилась, а факт, что у него появилась собственная теория, соизмеримая с теорией Троцкого о перманентной революции, был настолько важен, что под новую теорию Сталин сменил союзников. Он стал отдалять от себя Каменева и Зиновьева, по инерции ориентирующихся на скорую международную революцию, и сближаться с создателем новой теории Бухариным и умеренным Рыковым, по классификации Политбюро считавшимся «правым».

Троцкий до того, как он оказался в оппозиции, также признавал возможность строительства социализма в России без обязательной увязки с мировым контекстом. Выступая в мае — июне 1923 г. с лекциями перед слушателями Университета имени Я. М. Свердлова, Троцкий указал на ряд признаков, создававших совершенно исключительные условия для строительства социализма в России «в одиночку»: «Если мы подойдем к России, то увидим, что особенности у нее величайшие… У нас на одном полюсе очень концентрированная и квалифицированная индустрия, а на другом тайга, болота, которые нуждаются в самой элементарной

обработке… если бы весь мир провалился, кроме России, погибли бы ли мы?.. Нет, не погибли бы при наших средствах, при условии, что мы являемся шестой частью земного шара…» [274]

274

РГАСПИ. Ф. 325. Оп. 1. Ед. хр. 108. Л. 44–45.

Сталинско-бухаринская теория тоже не отказывалась от марксистско-ленинской догмы о социализме (коммунизме) во всем мире. Но акцент в сталинской теории делался на военно-административное укрепление СССР, усиление его экономического и военного могущества, расширение советского влияния на соседние и более отдаленные страны и постепенный отрыв новых государств от капиталистического лагеря, в том числе и главным образом при помощи прямой военной интервенции Красной армии. Тот факт, что теория построения социализма в одной стране не исключала «мировой революции», просто другим способом организованной, Троцкий игнорировал.

В статье «К политической биографии Сталина», написанной вскоре после высылки из СССР и затем включенной в книгу «Сталинская школа фальсификаций», Троцкий кратко суммировал переход Сталина к новой доктрине: «1924 год — год великого поворота. Весною этого года Сталин повторяет еще старые формулы о невозможности построения социализма в отдельной стране, тем более отсталой. Осенью того же года Сталин порывает с Марксом и Лениным в основном вопросе пролетарской революции, и строит свою «теорию» социализма в отдельной стране. Кстати сказать, нигде у Сталина эта теория в положительной форме не развернута и даже не изложена… Ни на одно возражение Сталин не ответил. Теория социализма в отдельной стране имеет административное, а не теоретическое обоснование» [275] .

275

Троцкий Л. Сталинская школа фальсификаций. С. 198.

В теории построения социализма в одной стране Троцкий видел прямую ревизию марксизма и позиции Ленина (термин «марксизм-ленинизм» он решительно отвергал). Он приводил многочисленные высказывания Ленина вплоть до 1922 г., когда тот еще функционировал, о том, что советским республикам надо лишь продержаться до победы революции в Европе. Сталинскую теорию Троцкий считал ошибочной, потому что она разрывала «единый диалектический процесс» революционного развития, недооценивала мировой характер современной экономики, переоценивала крестьянство, забывая о его мелкособственнической природе, исходила из предпосылки о возможности затяжного кризиса капиталистического мира. По мнению Троцкого, революционная перспектива классовых боев в мировом масштабе заменялась по Сталину перспективой национально-реформистской, что явилось оборотной стороной глубочайшего неверия Сталина в дело международной пролетарской революции, усыпления революционной бдительности рабочего класса, которому навязывали потерю перспективы. Троцкий не обвинял Сталина в меньшевизме, но, думается, сильно сдерживал себя, чтобы это слово не соскочило у него с языка.

Сталин значительно лучше Троцкого знал настроения и чувства низших партийных слоев. Он не строил иллюзий и не сковывал себя догмами, доктринами и предрассудками, а заботился прежде всего об укреплении своей личной власти. Он был способен на любые тактические повороты, независимо от уровня их политической и житейской беспринципности, и проявлял в этом недюжинную хитрость. Он умело играл на элементарных чувствах, на непосредственных жизненных устремлениях до предела уставшего, изголодавшего и обнищавшего населения, которому давно надоели слова о мировой революции и о необходимости во имя завтрашнего дня туже подтянуть пояса. Революция в России захлебнулась в том смысле, что незначительное число революционеров, осуществивших Октябрьский переворот, составляли теперь абсолютное меньшинство нового правящего класса, как бы его ни называли — элитой, номенклатурой, партийной бюрократией, — и этот новый класс уже не стремился к развязыванию международной революции, а хотел стабильности, внутреннего покоя и житейского благополучия. Эти настроения уловил Сталин и на время сделал их своими.

В то же время сталинская теория косвенно отражала те сдвиги, которые происходили на международной арене. Провозглашенная большевиками, прежде всего Троцким, международная пролетарская революция не начиналась. Революционные выступления, которые с торжественными восклицаниями и шумными митингами каждый раз выдавались за начало революции, прежде всего в Германии, подавлялись относительно легко и быстро. Карлу Радеку, стороннику Троцкого и перманентной революции, принадлежал анекдот: один еврей получил в Москве пожизненную работу — он должен был подниматься каждое утро на башню Московского Кремля, чтобы немедленно сообщить о зареве пролетарской революции.