Лев Троцкий. Враг №1. 1929-1940
Шрифт:
Второй том автор открывал «июльскими днями» и завершал II съездом Советов. Первая часть второго тома была посвящена политическому противостоянию в июле — сентябре 1917 г. Ставя вопрос о том, могли ли большевики взять власть в июле, автор, основываясь на фактах, показывал нереальность задачи, но придавал огромное значение июльскому кризису. Он полагал, что именно в эти дни большевики смогли обеспечить «будущее революции и свое собственное» [221] . Во второй части тома речь шла о последних неделях перед Октябрьским переворотом, о самих октябрьских событиях в Петрограде, о роли столичного Совета и личной роли автора в осуществлении государственного переворота.
221
Троцкий Л. История русской революции. Т. 2. Ч. 1. С. 84.
На протяжении всего труда встречались яркие, порой блестяще выписанные портреты деятелей 1917 г. и описания отдельных, наиболее значительных событий. Вот как, например, характеризовался известный политик и писатель эсер Борис Савинков: «человек даровитый и волевой», который «в течение ряда лет был орудием в руках провокатора Азефа; скептик и циник, считавший себя вправе, и не без основания, глядеть на Керенского сверху вниз и, держа правую руку у козырька, почтительно водить его левой рукой за нос». Вот мазок, дающий не очень точное, но яркое представление о I Всероссийском съезде Советов: «Громадное и рыхлое собрание», работа которого отличалась «размашистостью в области деклараций и консервативной скаредностью практических задач. Это налагало на все решения печать безнадежности и лицемерия».
Цель подготовки работы, ее политический смысл еще более подчеркивались приложениями к обоим томам, особенно весьма любопытной «исторической справкой» о перманентной революции. Она была представлена в форме диалога между представителем «троцкистской» концепции, обозначенным инициалом «Т.», и одним из тех, которые «возглавляют сейчас советскую бюрократию». Неудивительно, что последнему был дан инициал «С.» [222] . Таким образом, это был воображаемый несостоявшийся диалог между Троцким и Сталиным. Свою концепцию Троцкий делил на три этапа: 1905–1917, 1917–1923 и 1924–1932 гг., то есть до того момента, когда был завершен второй том. Это было своеобразное теоретическое эссе, опиравшееся на всю работу. Главный вывод состоял в том, что самостоятельно СССР не сможет прийти к социализму, «но, открыв эру социалистических преобразований, он может дать толчок социалистическому развитию Европы и таким образом прийти к социализму на буксире передовых стран». Бедному «С.» отводилась незавидная роль задавать вопросы, что, как известно, Сталину было не свойственно. Но вопросы «С.» ставились в риторической форме, чтобы тут же можно было дать на них привычный для Троцкого категорический ответ из серии «как хорошо известно». Это приложение было краткой выжимкой другой книги Троцкого — «Перманентная революция», в которой он стремился подтвердить правильность концепции перманентной революции опытом российского 1917 г., китайской революцией и всем комплексом мировых событий 20-х гг. [223]
222
Там же. Т. 2. Ч. 2. С. 381–384.
223
Троцкий Л. Перманентная революция. Берлин: Гранит, 1930. В следующем году работа была издана в США сторонниками Троцкого (Trotsky L. The Permanent Revolution. New York: Pioneer Publishers, 1932).
Еще одной книгой на историческую тему, выпушенной на русском все тем же издательством «Гранит» (и на иностранных языках многими издательствами в различных странах мира), была работа, содержавшая документы 1917 г. и некоторые не опубликованные до того времени выступления Троцкого 1927 г.: «Сталинская школа фальсификаций: Поправки и дополнения к литературе эпигонов» [224] . Автор следующим образом представлял читателям эту книгу: «Расшифровка последовательных наслоений фальсификации партийного прошлого могла бы представить в своем роде поучительную работу. Наша задача скромнее. Мы восстанавливаем самые основные факты и документы, легшие в основу противопоставления троцкизма и ленинизма: не забудем, что при всех своих превращениях и изменениях идеология эпигонства пытается все же держаться на этой основной антитезе» [225] .
224
Троцкий Л. Сталинская школа фальсификаций: Поправки и дополнения к литературе эпигонов. Берлин: Гранит, 1932.
225
Там же. С. 9.
Среди тем, которым Троцкий уделял наибольшее внимание, следует отметить Сталина и его место в формировании и развитии советской политики в отношении международного коммунистического движения со второй половины 20-х гг.; внешнеполитический курс Сталина и взаимоотношения СССР с западными державами и другими странами; роль Сталина в построении советского административно-бюрократического аппарата, в тенденциях, характерных для бюрократического слоя и, наоборот, пути и средства воздействия самого этого слоя на политику диктатора; взаимоотношения Сталина с его административным аппаратом, место аппарата в извращении истории в угоду сталинскому культу; ведущая роль Сталина в преследовании старых большевистских кадров. Статьи Троцкого о Сталине были, как правило, более заострены, чем прочие его публикации, носили в большей степени разоблачительный характер. Связано это было прежде всего с тем, что они были предназначены для русскоязычного читателя, в первую очередь для последователей Троцкого и тех, на поддержку кого он рассчитывал. Большинство из статей являлись непосредственными откликами на текущие события, на те или иные внешнеполитические шаги и внутреннюю политику диктатора.
При подготовке работ о Сталине Троцкий использовал не только информацию в прессе, советские издания и другие доступные ему открытые источники, но и архивную документацию, которую ему удалось вывезти из СССР. Обобщающий характер носила статья «К политической биографии Сталина» [226] , в которой автор еще в 1930 г. пытался подвести первые итоги политического возвышения Сталина и наметить ближайшие перспективы развития СССР и международного коммунистического движения с точки зрения того «критического пункта» отката революционного движения, который, по мнению Троцкого, был характерен для данного момента. При этом текущие наблюдения и прогнозы сочетались с категорическими ретроспективными оценками и собственными воспоминаниями.
226
Бюллетень оппозиции (большевиков-ленинцев). 1930. № 14. С. 6—12.
Верный своему «диалектическому» подходу, Троцкий чрезмерно оптимистично полагал (радужные перспективы были характерны для его анализа и во многих других случаях), что «кульминация бюрократизма предрекает его кризис». Именно с точки зрения этого предполагавшегося, но не состоявшегося заката сталинской диктатуры автор пытается проследить основные этапы политического развития Сталина как революционера и будущего советского диктатора. В этом смысле выделялись характерные для советских публикаций лакуны или же фальшиво трактуемые в СССР этапы и события жизненного пути социал-демократа Иосифа Джугашвили, которым Сталин и его приближенные стремились придать «героический» смысл. Речь идет о поддержке меньшевиков до перехода на сторону большевиков, об обстоятельствах ограбления Тифлисского банка в 1907 г., о стратегической недальновидности и неучастии в теоретических дискуссиях, об условной поддержке Временного правительства в 1917 г. до возвращения в Россию Ленина (на этом вопросе Троцкий останавливается особенно подробно), об отсутствии какой-либо самостоятельности и инициативности непосредственно после Октябрьского переворота, о бюрократических и шовинистических тенденциях, свойственных Сталину на правительственных и военных постах, которые он занимал. Последние вопросы (начиная с 1917 г.) освещались не только при помощи документов и их анализа, но и на основании собственных политических впечатлений и контактов.
Прямым продолжением биографического очерка стала написанная в 1930 г. статья «Сталин как теоретик» [227] , в основном посвященная позиции Сталина в аграрно-крестьянском вопросе в 20-х гг. — во время новой экономической политики и после ее завершения. Теоретическое невежество Сталина (в пределах марксистской парадигмы) Троцкий показывал не просто весьма убедительно, но едко и остроумно. Он находил у Сталина прямое противопоставление «аграрно-демократической и индустриально-социалистической революций». Из этого делался вывод о неспособности советского лидера к абстрактному мышлению. Рассуждая по поводу фактических противоречий между городом и деревней, «ножниц цен» на сельскохозяйственную и промышленную продукцию, лидер оппозиции приходил к заключению, что у Сталина произошла в отношении НЭПа и рынка характерная эволюция, обычно случающаяся с эмпириками: «Эмпиризм вел к субъективизму». В результате с «ножницами» Сталин поступил весьма просто: ликвидировал их при помощи социальнополитических «перегибов».
227
Бюллетень оппозиции (большевиков-ленинцев). 1930. № 14. С. 24–37.
Показательно, что Троцкий не бичевал Сталина за насильственную коллективизацию, первые проявления и результаты которой постепенно становились известны на Западе. Сам факт насилия и кровопролитий во время аграрных преобразований оставлялся в стороне, за рамками теоретической дискуссии. То, что творилось в сельской местности в 1928–1930 гг., автор сводил в основном к теоретической некомпетентности Сталина, его неспособности к абстрактному мышлению. Между тем насильственная коллективизация, проведенная как «революция сверху», обернулась тягчайшими страданиями, голодом, массовой смертностью, каннибализмом, подрывом сельскохозяйственного производства (от которого страна не оправилась по сей день). В 1930 г. было конечно же трудно дать этим событиям всестороннюю оценку. Но осторожность, с которой Троцкий оценивал результаты сталинской аграрной политики к началу 30-х гг. [228] , была вызвана неспособностью Троцкого изменить собственным взглядам. Левый оппозиционер Троцкий очень хорошо понимал, что Сталин взял на вооружение его и Преображенского программу, что насильственная коллективизация в деревне является тем необходимым первым шагом по борьбе с крестьянством, без которого с крестьянина нельзя собрать «дань» для индустриализации страны. Разумеется, теоретические выкладки Преображенского оставляли поле для разных трактовок прочитанного и уж тем более для разных вариантов практической реализации поставленных теоретических задач. Троцкий искренне мог верить в то, что Сталин проводил коллективизацию не так, как проводил бы ее Троцкий. Но в целом создатель трудовых армий стоял в этом вопросе на стороне Сталина, а не на стороне крестьянина.
228
Это предположение тем более основательно, что, согласно исследованию А.Н. Сахарова, «коренной перелом» к насильственной коллективизации начался не в 1929, а в 1930 г. (Сахаров А.Н. 1930: Год коренного перелома и начала большого террора // Вопросы истории. 2008. № 9. С. 40–69). Именно в 1930 г. начались «раскулачивание» и связанные с ним кровавые ужасы в деревне, массовая расправа с крестьянством, результатом которых явился «голодомор».
Среди проблем международного революционного движения второй половины 20-х гг., к которым имел отношение Сталин как фактический руководитель Коминтерна и входящих в него партий, Троцкий ставил на первое место развитие революции в Китае, чему была посвящена специальная статья [229] . В ней автор полагал, что китайская революция 1925–1927 гг. являлась самым крупным событием всемирной новейшей истории после революции 1917 г. в России. Какую же позицию, по мнению автора, занимал Сталин в ходе китайской революции? Троцкий с негодованием отвергал сталинскую установку на блок коммунистов с лидером Гоминьдана Чан Кайши, на вхождение компартии в состав Гоминьдана, на принятие Гоминьдана в состав Коминтерна в качестве «сочувствующей» партии. Троцкий всячески противопоставлял сталинский курс в Китае установкам Ленина на временный союз с буржуазно-демократическими движениями в колониях. При этом особое внимание он обращал на требование Ленина сохранить самостоятельность пролетарского движения, считая, что Сталин это ленинское указание грубо нарушил. Разумеется, Троцкий не упоминал о том, что и сам он поначалу был за вхождение компартии в состав Гоминьдана; что постоянная угроза японского нападения на Дальний Восток и японской агрессии в отношении Монголии и Китая требовала создания сильного национального Китая, руководимого жесткой рукой правителя; что Чан Кайши, сын которого находился в СССР в качестве студента (а на самом деле — в качестве заложника), советское правительство считало удачной кандидатурой на роль диктатора Китая; что коммунисты Китая, в случае победы, ввергли бы страну в многолетнюю кровавую гражданскую войну (точно так же, как в долгую гражданскую войну ввергли Россию большевики) и этим ослабили бы Китай настолько, что сделали бы его легкой добычей Японии. Троцкий занимался теорией. Сталин решал практические проблемы. Сталин, действительно, не был теоретиком. Сталин был практиком.
229
Троцкий Л. Сталин и Китайская революция: Факты и документы // Бюллетень оппозиции (большевиков-ленинцев). 1930. № 15–16. С. 7—19.