Лев
Шрифт:
— Потому что я привыкла себя уважать.
— А тебе не кажется, что ты привыкла уважать себя исключительно за лишения?
— Что?
Я действительно не сразу понимаю, о чём он. А когда понимаю, то… чувствую его правоту.
— За лишения?
— Ну да, — отвечает он. — Ты стойкая, целеустремлённая, привыкла трудится в ущерб личной жизни. Одеваешься довольно скромно, явно себя не балуешь. В целом, знаешь, такое впечатление, что тобой правят твои тараканы, а не ты сама управляешь
— Ну, тараканы у всех есть… — робко возражаю я.
— Это верно, — усмехнувшись, отвечает он. — Но у тебя их что-то уж больно дохера.
Прозвучало грубо. Я даже напрягаюсь.
— Если хочешь, — говорю я, — мы можем не…
— Да нет, — качнув головой, хмурится он. — Ты не так поняла. Я не наезжаю. Просто не понимаю, зачем тебе столько всякой ерунды. Она же очевидно лишает тебя красок жизни, её полноты и радостей. Ты же, как будто монашка в миру. Сплошные соблазны, а ты такая вся — себя блюдёшь. Для кого, для чего?
— Я же ответила… Привыкла себя уважать.
— Ходим по кругу. Почему ты решила, что твоё согласие поехать со мной — повод уважать себя меньше?
— Потому что я — не шлюха.
Он бросает на меня взгляд из-под чуть нахмуренных тёмных бровей.
— Я разве где-то сказал обратное?
— Нет, но… — вздыхаю, смотрю перед собой, на освещённую дорогу с едущими впереди автомобилями, — дело же не только в том, что ты сказал…
— А чём ещё, если ты спрашиваешь меня о моей реакции?
— Может, — пожимаю плечами, — ты так подумал.
— А какая разница, что я подумал? Тебе важно, что я думаю о тебе?
— Да, важно… — хмурюсь я. — По-твоему это странно?
— По-моему, ты не слышишь то, что я говорю.
— Слышу, — возражаю я. — Но мне верить трудно. Это немного разные вещи, не считаешь?
— Тебе трудно верить не потому, что я обманываю. А потому что твоё мнение — куда весомее. А сама ты себя за то, что впервые за долгое время, а может и вовсе впервые, повела себя, как нормальная женщина, коришь.
— "Как нормальная женщина"? — невольно удивляюсь я.
— Что тебя удивило? — отвечает он вопросом на вопрос.
И пока я думаю, как ему ответить, он перестраивается в крайний левый ряд, притормаживает и останавливается на обочине широкого проспекта.
Оглядываюсь. Смотрю на него.
— Почему ты остановился? — напрягаюсь я.
— Потому что мне неудобно разговаривать с тобой на эти темы, не видя твоих глаз. А я обязан следить за дорогой.
Чуть выдыхаю. Но смотреть ему в глаза не могу.
Он протягивает руку и берёт меня пальцами за подбородок. Взгляд его внимателен, серьёзен.
— У тебя реакции нормальной здоровой женщины. Ещё раз тебе говорю, услышь меня: опасности
— А почему ты меня… хочешь? — едва ли не шёпотом спрашиваю я.
В тёмных глазах его блики ночных огней.
— Потому что ты — бешено темпераментная.
— Я? — тихо поражаюсь я.
— Угу, — улыбается одними глазами он, и добавляет: — Замри.
Он мог бы этого не говорить. Я замерла сразу, как только он коснулся пальцами моего лица.
Убрав руку, он опускает её ниже и касается моего бедра. Чуть вздрагиваю. Сердце ухает в груди, дыхание становится сбивчивым.
— Губы приоткрыты, — чуть улыбается он. — Зрачки расширены. Тихонько трепещешь. Неужели ты сама не отдаёшь себе отчёт в том, что желание накрывает тебя с головой?
— Отдаю… — сглотнув, шепчу я.
— Вот видишь? А теперь прислушайся к ощущениям.
Его ладонь тихонько скользит по моему бедру. Выше…
Едва не задыхаюсь.
— Охрененная… — чуть качнув головой, тихо произносит он.
Взгляд изучающ, проникновенен, завораживающ…
На губах появляется лёгкая, едва заметная улыбка.
Он убирает руку и включает музыку.
Тихий, мелодичный джаз.
Затем вновь заводит машину и, спустя несколько секунд она вновь набирает скорость на одной из полос широкого проспекта.
А я вся трепещу, не в силах пошевелиться. И мне теперь не до сомнений. Соски торчат так, что через ткань выпирают. Между ног пылает всё. И кожа в мурашках…
В жизни так мужчину не хотела…
Глава двадцать третья
Огромный чёрный "Мерседес", ярко освещая фарами тихую улицу, минует раскрывшиеся кованные ворота, и плавно заезжает в двор. Шуршат покрышки, проезжая по мостовой.
Сердце колотится просто бешено. Похоже, мы приехали…
Лев паркует машину на небольшой асфальтированной стоянке на четыре места. Витражный чёрно-белый уличный фонарь освещает двор приятным тёплым светом. Выключив зажигание, Лев поворачивается ко мне. Возникшая тишина быстро становится неловкой. Изо всех сил стараюсь унять волнение, и на Льва не смотрю.
Он ничего не говорит. Просто смотрит на меня. А я — перед собой.
Двор очень приятный, окружённый пышными кустами роз и шиповника. В свете фонарей они выглядят таинственно и уютно одновременно. За ними высятся в темноте невысокие, но пышные деревья. Листва в свете фонарей золотисто-зелёная, а дальше, в темноте — почти чёрная.