Лев
Шрифт:
И тут я вспомнил, что не раз уже замечал на вздутиях равнины сооружения, похожие на эти, с разрушающимися, превращающимися в пыль стенами. Я и не подозревал, откуда они там взялись.
Теперь, когда мухи не преследовали меня, а запах уходил вверх где-то у меня над головой, я лучше понимал, почему Патриция так восхищалась этими каркасами из веток и этими арками, по которым стекал загустевший коровий навоз. Какая изобретательность обездоленности! Как успешно защищала она масаев от тех немногих врагов, которых они боялись больше всего на свете: от укоренения, от привязанности, от силы тяготения. Маниатта,кратковременное пристанище, утлый приют,
Кихоро, опираясь сломанной поясницей на машину и оторвав ружье от плеча, наблюдал за маниаттойсвоим единственным глазом. Патриция не сказала ему ни слова, казалось, даже не замечала его.
Когда мы все сели в машину, Бого обернулся, ожидая распоряжений, не ко мне, а к девочке. Однако Патриция не заметила его движения или сделала вид, что не заметила. Тогда Бого сделал выбор сам и поехал в обратном направлении по той же дороге, по которой мы приехали.
Патриция сидела с опущенными веками, и могло показаться, что ее разморило. Однако я теперь знал ее уже достаточно хорошо, чтобы дать себя обмануть. За внешним безразличием скрывалась интенсивная работа мысли.
Перед нами, невдалеке, в облаке пыли двигалось стадо масаев. Когда мы нагнали его, Бого обогнул его, держась на приличном расстоянии. По обе стороны от стада над поднятой с земли пылью пылала шевелюра морана.А впереди как бы в ореоле из клубов пыли красовалась плетеная каска Ориунги.
Глаза Патриции приоткрылись. Я предположил, что она думает о самом красивом и самом нелюдимом из трех молодых мужчин. Я заблуждался. Она думала о выпитой им крови.
– Когда я только-только начинала давать Кингу сырое мясо, он пожирал его с таким шумом, с таким удовольствием, что мне тоже захотелось попробовать. А оказалось, что это невкусно. Позже Кихоро стал ходить за пределы заповедника, чтобы там с помощью ружья добывать львиную пищу. И я всегда смотрела, как он ест. А потом Кинг начал охотиться сам. И поначалу притаскивал в пасти антилопу или газель к дому. А маме это не нравилось. Это как раз тогда отец был вынужден наказывать его, а он потом рвал на куски кибоко.
При этом воспоминании девочка беспечно рассмеялась. Но ее лицо тут же приняло серьезное, почти суровое выражение, отчего она казалась старше своих лет.
– И наиболее счастливым он выглядел в тот момент, когда слизывал со своих клыков кровь, – сказала Патриция. – Тогда я опять попробовала, даже несколько раз. Макала палец и облизывала его. Это было невкусно.
Патриция обернулась и посмотрела на дорогу сквозь заднее стекло машины. Однако ни стада, ни его предводителя уже не было видно. Даже пыль выглядела едва различимой вдали тоненькой колонной.
– С тех пор у меня больше не появлялось желания. Но вот сейчас моранслизнул кровь со своей губы. Вы видели… Это напомнило мне Кинга и на какое-то мгновение мне опять захотелось. Чушь какая-то.
Патриция тряхнула головой, и волосы у нее на лбу подпрыгнули.
– Масаи, они с самых младенческих лет пьют кровь коров, – сказала она. – У них к ней привычка, как у животных, которые, чтобы жить, должны убивать.
Мы ехали уже не по саванне, где у масаев были их маниаттаи их пастбища, а по заменявшему нам дорогу обыкновенному грунту через прогалины в зарослях, через поляны, огибая поросшие лесом холмы. Патриция, высунув голову из окна, наблюдала за животными, количество которых возрастало
– В это время, – пояснила Патриция, – животные идут опять пить. Кто-то из них пасется, кто-то гуляет…
Нежные губы девочки и изумительно тонкие крылья ее носа вздрогнули одновременно. Она добавила:
– А кто-то охотится.
Она схватила Бого за плечо и приказала:
– Постарайтесь ехать как можно медленнее.
Потом она сказала мне:
– Когда машина не слишком шумит и едет не быстро, животные не обращают на нее внимания. Они думают, что это какое-то другое животное. Спросите у отца. Он не припомнит случая, чтобы разозленный лев, или слон, или носорог, или буйвол напали бы на машину, даже когда в ней сидят люди.
– Слышишь, Бого? – спросил я.
– Слышу прекрасно, господин, – ответил шофер.
На видимой мне оттуда, где я сидел, стороне его лица морщины разгладились. Такая у него была манера улыбаться.
– Теперь не разговаривайте, – шепнула нам Патриция.
Высунувшись из окна, она пристально всматривалась в бруссу.
Перед этим мы ехали по ровному, голому пространству, где резвились или пускались вскачь галопом целые стада зебр, а теперь наша машина катилась по некоему подобию естественной дороги, петлявшей среди невысоких, заросших кустарником холмиков.
– Стоп! – выдохнула Патриция.
Повернув в несколько приемов, тихонько, едва заметно, ручку, она открыла дверцу.
Затем, знаком дав понять мне, чтобы я не шевелился, она соскользнула на землю. Туловище Кихоро неуловимо повернулось, но теперь два ствола его ружья смотрели туда, куда пошла девочка. Она бесшумной походкой двигалась в направлении каких-то двух очень густых кустов, отделенных друг от друга узким проходом. Внезапно Патриция замерла. Ружье Кихоро сдвинулось не больше чем на толщину волоска. Между двумя кустами появилась голова какого-то представителя семейства кошачьих. Это была вытянутая голова со светлым мехом, оживляемым рыжими пятнами, очень изящная, но из-под приподнятой вверх губы выглядывали опасные клыки, а горло все трепетало от грозного рычания.
Зверь высунулся немного вперед. У него были длинные лапы, точеные мордочка и грудь, шея более закругленная, чем у пантеры или леопарда, и пятна помельче, чем у них и не такие темные. Зверь оказался крупным гепардом. Патриция смотрела ему прямо в глаза, шевелясь не больше, чем шевелилась бы, будь она не человеком, а забытой в бруссе маленькой деревянной статуей. По прошествии какого-то отрезка времени, показавшегося мне очень длинным, большая кошка сделала шаг назад, а маленькая девочка – шаг вперед. И снова застыли. Потом гепард опять отступил, а Патриция на такое же расстояние продвинулась дальше. В кусты, где уже не было видно ни его, ни ее.
Интересно, пойдет Кихоро за ребенком, которого он обязан охранять? Следопыт опустил ружье на колени и прикрыл свой единственный глаз. Он умел распознавать те моменты, когда способности Патриции хранили ее надежнее, чем любая пуля.
Я толкнул дверцу, которую девочка оставила приоткрытой, вышел из машины и, встав на цыпочки, бросил взгляд поверх кустов. Там лежала туша животного, формой и размерами напоминающего маленького жеребенка, белого, испещренного черными полосами. А рядом с ней резвились две кремовые в коричневую крапинку кошки, настолько бойкие, настолько грациозные и настолько благородные, что такое может только присниться. Они шлепали друг друга лапами, поддевали головами, гонялись друг за другом, кувыркались. А в промежутке между этими забавами маленькие гепарды подскакивали к туше зебры и отрывали от нее куски мяса.