Левая политика. 2010 № 13 -14. Варварство, социализм или...
Шрифт:
Марксистские теоретики начала XX века верили, будто капиталистические отношения стихийно вызревают внутри феодализма, тогда как социализм утверждает себя «сверху» после взятия пролетариатом политической власти. Либералы с удовольствием поддерживали это заблуждение, видя в подобной формуле доказательство «демократизма» буржуазного порядка в противовес антидемократизму и авторитаризму «социалистических экспериментов». Конечно, в самом социалистическом подходе заложена потребность в сознательном и планомерном «строительстве» новых отношений — ведь его суть в контроле общества над собственным развитием. Но ложным является как представление о том, что капиталистическая система якобы сама складывается «снизу», так и представление о том, что социалистические порядки, отношения и структуры начинают формироваться лишь после победоносной революции и захвата власти передовой партией. Государство со средних веков играло огромную роль
На протяжении XX века капиталистическая система смогла выжить, «приняв в себя» большое количество элементов социализма. Смысл неолиберальной контрреформы состоит именно в том, чтобы эти элементы вычистить, ибо их постепенное накопление стало грозить стратегическому господству капитала. Количество может перейти в качество.
Буржуазная реакция пользуется откатом революционной волны XX века, крушением СССР и поражением внешнего вызова. Но торжество реакции оборачивается распадом общества как такового, ибо оно уже не может жить в условиях классического капитализма, более того, вернуться в прошлое не хотят и не могут сами носители неолиберальной идеологии, пытающиеся, например, сохранить такое порождение социал-демократических реформ, как потребительское общество. В итоге неолиберализм упирается в неразрешимое противоречие, а продолжение этой политики грозит разрушить уже не только достижения трудящихся классов, завоёванные на протяжении XX века, но и сами основы современного общественного бытия, подорвать его механизм воспроизводства и уничтожить саму буржуазную цивилизацию. Отсюда деградация и варваризация капиталистического общества, кризис образования и упадок гражданской морали. Неолиберализм в своём реакционном пафосе вынужден бороться не только против социализма, но и против наследия прогрессивного либерализма, без которого невозможна ни буржуазная демократия, ни свобода личности, ни современная культура.
Преобразование капитализма не может придти иначе, чем через борьбу политических и социальных сил, не заинтересованных в сохранении нынешней системы, исключённых из её механизма власти и не разделяющих господствующую идеологию. Иными словами, слева. Но если только антисистемным силам дано развязать процесс преобразований, ведущих систему к обновлению, то вполне закономерно, что эти силы могут — и непременно постараются — покончить с этой системой как таковой.
Любая реконструкция капитализма содержит в себе «риск» крушения капитализма. Именно эта возможность превращает эпоху реконструкции в эпоху революций. На протяжении XX века это происходило неоднократно. Если не будет радикального социального проекта, не будет и реформы капитализма. Но проект приобретает общественную значимость только через реализацию, пусть частичную. Социалистические эксперименты XX века закончились поражениями и провалами, но они оказали грандиозное влияние на историю именно тем, что были осуществлены на практике. Куда более красивые и более верные (с точки зрения абстрактной теории) проекты, оставшиеся на бумаге, не возымели и сотой доли того влияния на общественное сознание, какое имели практические попытки, пусть и окончившиеся трагически.
Единственный выход из тупика капитализма — это социалистические революции. Как показал опыт XX века, нет никакой гарантии, что итогом революции окажется победа социализма как общественного строя (точно так же, как буржуазные революции не приводили даже в случае победы к повсеместному распространению капиталистических общественных отношений). Но иного пути для прогрессивного развития человечества просто нет.
Социализм XX века оказался врачом у постели больного капитализма. Пытаясь лечить пациента, врач может ненароком убить его, но в нашем случае всё было ровно наоборот. Пытаясь убить капитализм, социализм на практике сделал его сильнее. Но попытавшись избавиться от опасных социалистических «лекарств», неолибералы поставили капиталистическую систему на грань гибели, а вместе с ней и человеческую цивилизацию. Ведь никакой иной цивилизации, кроме буржуазной у нас пока нет.
Рано или поздно капитализм всё равно либо убьёт сам себя, либо его убьют революции. Но механизм саморазрушения капиталистической системы, запущенный неолиберальной реакцией, отнюдь не приводит нас к торжеству новых общественных порядков. Скорее, наоборот. Он должен быть так или иначе остановлен.
Для этого нужна не только социалистическая политика и соответствующая теория, для этого нужна социалистическая практика. Уничтожит она капитализм или пока лишь реформирует его — это уже вопрос, на который ответит история. Но всё равно выход из кризиса лежит через антисистемную социалистическую политику.
Другой вопрос, кто станет носителем этой политики в условиях разложения традиционного рабочего класса, которое наблюдается в большинстве «старых» индустриальных стран. Однако разложение привычной социальной структуры рабочего класса не означает ни исчезновения индустриального пролетариата как такового, ни отсутствия перспектив для формирования нового социального блока, объединяющего «мир труда». И если такое объединение будет происходить в достаточно непривычных формах, то это лишь открывает огромные перспективы для социального творчества и организационной, и политической инициативы, эксперимента и новаторства. Нет никакой уверенности, например, в том, что новое политическое действие будет осуществляться в привычных и «классических» для нас формах политической партии, что все наши союзники будут идеально соответствовать нашему теоретическому идеалу, а наши собственные действия — дистиллировано чистой социалистической идеологии. Но именно в том и состоит вызов, чтобы расширить рамки социалистической стратегии, не жертвуя ни её целями, ни её принципами, ни её идеалами.
Нет причин паниковать из-за того, что к началу кризиса не сложились политические или идеологические предпосылки для его преодоления. Они будут созревать и формироваться по ходу кризиса, причём именно затяжной характер кризиса этому способствует. Вопрос не в том, насколько у левых есть объективные возможности для действия, а в том, что они могут и должны делать в сложившихся обстоятельствах.
Слабость левых сил может быть преодолена лишь практическим действием, направленным на формирование широкого «исторического блока», не сводимого к привычным для них рамкам индустриального пролетариата (от имени которого пытается говорить радикальная интеллигенция). Роль левых состоит в активной работе по формированию этого блока на политическом, культурном уровне, даже на уровне повседневной жизни, что прекрасно понимали социалисты и коммунисты начала XX века, но чего не хотят понимать левые интеллектуальные снобы нашего времени. И опираясь на стихийно развивающиеся процессы оборонительной самоорганизации масс, мы должны — вполне в духе известной ленинской книги «Что делать» — работать над развитием в этом движении социалистического сознания. Нас не должно смущать то, что борьба начинается повсеместно как оборонительная. Ведь мы защищаем то, что завоёвано прошедшими десятилетиями труда и борьбы. Мы защищаем в конечном счёте достижения той же буржуазной цивилизации и буржуазной демократии.
Странным образом сложившаяся ситуация заставляет вспомнить последнюю публичную речь Сталина, его своеобразное завещание, где говорил генералиссимус не о чем ином, как о ценностях западной демократии:
«Раньше буржуазия позволяла себе либеральничать, отстаивала буржуазно-демократические свободы и тем создавала себе популярность в народе. Теперь от либерализма не осталось и следа. Нет больше так называемой «свободы личности», — права личности признаются теперь только за теми, у которых есть капитал, а все прочие граждане считаются сырым человеческим материалом, пригодным лишь для эксплуатации. Растоптан принцип равноправия людей и наций, он заменён принципом полноправия эксплуататорского меньшинства и бесправия эксплуатируемого большинства граждан. Знамя буржуазно-демократических свобод выброшено за борт. Я думаю, что это знамя придётся поднять вам, представителям коммунистических и демократических партий, и понести его вперёд, если хотите собрать вокруг себя большинство народа. Больше некому его поднять.
Раньше буржуазия считалась главой нации, она отстаивала права и независимость нации, ставя их «превыше всего». Теперь не осталось и следа от «национального принципа». Теперь буржуазия продаёт права и независимость нации за доллары. Знамя национальной независимости и национального суверенитета выброшено за борт. Нет сомнения, что это знамя придётся поднять вам, представителям коммунистических и демократических партий, и понести его вперёд, если хотите быть патриотами своей страны, если хотите стать руководящей силой нации. Его некому больше поднять».
Странно, конечно, призывать Сталина в союзники, говоря о значении демократизма, но жестокий и прагматичный хозяин Кремля в 1952 году обращаясь к западным коммунистам, давал им урок практической политики, которой мы не вправе пренебрегать и в XXI веке. Буржуазную цивилизацию не спасёт никто, кроме противников капитализма. Если неолиберализм не будет остановлен, то разрушены будут те условия буржуазного прогресса, на которых базируются также демократия и социализм. Но если борьба будет успешной, она откроет путь к новой череде анти-капиталистических преобразований, в ходе которых будут формироваться новые общественные отношения.