Левиафан
Шрифт:
Слышу жаркий стон. Он резкий и глубокий, а тело прошивает электрический ток, который заставляет покрываться кожу испариной медленно. От шеи и вниз стекает пот. Слышу дыхание у своих губ. Оно тяжёлое, жаркое, влажное и невозможно вкусное. Кажется, что я сейчас не кончаю от движений в её теле и от своих прикосновений к нему, в безумстве, в каком-то диком нетерпении, а именно от этого вкуса, который через горло проникает в меня, и заставляет любить сильнее, делать это ещё с большей страстью и заставлять её тело растворяться в моём.
Чтобы открыть глаза и завыть настолько сильно, что кажется стены этой проклятой камеры осыпятся и упадут прямо на меня. Они раздавят и я просто лишусь этого чувства. Избавлюсь от этой сраной агонии навсегда. Но вой не помогает, а только усиливает ощущение, что я проклятая вонючая туша, которая до сих пор дышит. Пёс, побитая псина, не в состоянии даже сдохнуть! Я даже этого не могу! Мне даже этого небо не позволяет!
"Макаронница..." - я сжал зубы до хруста и вспомнил момент, как эта дура помешала мне в Клетке. Одно грело мою агонию - его разорвали на куски. Я слышал как он стонал в муках, пока тигры его рвали, и это наверное, единственный звук, который я смогу поселить в своей памяти так же ярко, как и её голос.
В мысли неожиданно влезла американка. Странная и холодная, как призрак, однако от неё исходил настолько сильный мускусный аромат, словно напротив меня сел мужик. Мало того, в её глазах я разглядел нечто такое, что заставило впервые за несколько лет почувствовать интерес к женщине вообще.
От неё прямо несло запахом страха и жестокости. Ни разу не видел настолько яркого диссонанса. Потому что Моника вызывала именно его. Внешний вид этой женщины явно намекал, что она словно сама влезла в тело мужика, однако не лицо. Оно похоже на выточенный из камня лик самой холодной статуи или куклы. Лишённое любых эмоций, как маска. Подобно моему...
Я стер сопли и осмотрелся. Даже прикончить себя нечем, однако. Мой идиотский хохот, следом за воем разрезал воздух будто ножом, а я продолжал хохотать, как придурок. Казалось бы, что смешного? Я сижу в четырех стенах американской элитной и кошерной тюрьмы, видимо для особых гостей этого государства. И до сих пор жив. Это ли не каламбур, бл***!
– Утро доброе!
Пока я занимался тем, что прокрастинировал план своей смерти, металлическая дверь отъехала в сторону, а в ней встал коренастый мужик.
На вид красавчику лет сорок. Качок, мышцы вздуты, как спелые груши. Взгляд хмурый, не иначе как он возомнил себя хозяином жизни. Форма прелестного цвета, который я ненавидел больше всего, но носил почти постоянно. Черный. Все кто носят черный, наверное боятся испачкаться в крови. Однако я уже и этого не боялся.
– Поднимайся и пошли!
– мужик осмотрел мою лежанку на полу и скривился, пройдясь взглядом по пустому корпусу кровати.
Я даже матрас стащил на пол, потому что не привык спать в постели. Вернее ненавидел, потому что только ложась в неё, понимал, чего мне не достаёт рядом. Кого там нет.
– С какого хера?
– холодно задал вопрос и насмешливо обогнул взглядом фигуру мужика, - Тебя как вообще зовут, аджосси?
– Ты что шмара, решил в игры играть со мной?
– он подошёл ко мне слишком самоуверенно и это было его ошибкой.
За считаные секунды я скрутил простынь в узел и намотал вокруг его шеи, когда мужик только потянул ко мне свои руки. Одного захвата хватило, чтобы его туша хрипела прямо подо мной, а я продолжал надавливать на его хребет коленом и тянуть за концы джута из простыни.
– Самоуверенность - очень херовая вещь, адж-о-с-с-с-си...
– протянул у его уха, почувствовав как в макушку пихнули чем-то холодным и тяжёлым.
– Медленно отпусти его, иначе твои мозги украсят стены этой камеры.
"Это она... Моя смерть!" - я безумно ухмыльнулся и стал скручивать ткань на шее мужика только сильнее.
"Если это мой способ издохнуть, то я был прав, и эта женщина мой проводник ко входу в чистилище..." - безумство затопило полностью, и я совершенно пропустил тот момент, когда пистолет исчез, а мои ребра обожгло такой болью от удара по ним, что я даже сжал зубы.
Моника схватила моё горло, рывком обернувшись вокруг и вынудив отпустить мужика, в конце оседлала придушивая своей согнутой рукой горло. Лицо женщины продолжало походить на ту самую маску холодной куклы, однако не жар её тела. Я будто выгорел до самой шеи, перестав чувствовать что либо нижней частью.
– Хочешь сдохнуть?
– Моника прошипела это сквозь ровный ряд зубов, а тонкие губы оскалились, как у мужика.
Жар стал только сильнее, а с ним в голову ударила ярость, и я буквально выплюнул ей в лицо:
– Да! Хочу! Убьешь? Сделай это!!! Ну же!!!
Я бесновался потому что меня стала дико раздражать эта мужикоподобная баба, с таким лицом, словно это сраное произведение искусства. Холодным, хищным и острым выражением она только сильнее притягивала взгляд к себе.
– Вначале ты мне поможешь, псих! А потом я сама усажу тебя на стул, если такова твоя воля! Только запомни! Ещё раз тронешь моих людей, я тебе руки в обратную сторону выкручу, парень!
Моника поднялась прямо надо мной тяжело дыша, пока я осматривал её фигуру с ног и до головы. Плавно вёл вверх взглядом и ухмылялся мысли, что такую я бы не погнушался трахнуть прямо тут, чтобы показать, что женщиной быть намного интереснее, чем мужиком. А таковым эта прелесть себя очень опрометчиво возомнила.