Левиафан
Шрифт:
Вот уже три года мне совершенно плевать где и как спать. Потому с утра, когда открыл глаза, привычно почувствовал себя так, словно и не закрывал их вовсе. Всё время наблюдал за тем, с каким холоднокровным молчанием и выточенной будто из камня, маской на лице на меня смотрела Моника.
"Наконец-то ты стала понимать с кем имеешь дело, Куколка," - я развалился на сидении эконом-класса, и опять закрыл глаза.
От постоянного анализа происходящего, медленно, но уверенно начинала болеть голова. Настолько, что стал раздражать каждый шорох, и только спустя несколько часов полёта, я открыл глаза и понял, что кто-то за мной
Сейчас это чувство вернулось, а под кожей заиграл азарт. Если нас ведут, то делают это слишком самоуверенно, считая что в Штатах продолжат свои игры. Я приподнялся, делая вид, что потягиваюсь и бросил взгляд на Куколку, продолжающую спала.
"Видимо уровень доверия к такому дебилу, как я, достал до небес, если она спокойно спит. Хотя куда мне деться из борта самолёта, учитывая что её игрушка опять задействована."
Спину вновь обожгло взглядом, который я уловил в проходе из салона. Сейчас мы догоняли ночь. Потому на борту царили полумрак и почти полная тишина. Я спокойно посмотрел на время, и делая вид, что хочу в туалет, поднялся. Проделал это настолько тихо, что почти не зашуршала одежда. Какой бы подготовленной не была Куколка, со мной ей не тягаться точно.
Строя из себя заспанного идиота, я продолжал идти по салону, пока не отодвинул тяжёлую ткань, разделяющую две его части. Фигура мелькнула справа, и прошла мимо спящей бортпроводницы так, словно облизала собой воздух. Рядом с сиденьем милой девушки, которая очевидно видела десятый сон, находился люк и лестница в багажный отсек.
"Хочешь поиграть, малыш?" - я ухмыльнулся и замер, когда стюардесса дернулась, а самолёт задрожал, - "Черт..." - замер, продолжая смотреть на девушку, однако она только сильнее выдохнула, и опять уснула, так и не открыв глаза.
"Как чутко спит экипаж этого корыта..." - сыронизировал и нахмурился, уже прикидывая что за хрень происходит на борту.
Быстро спрыгнул по лестнице, и вприсяди приземлился за огромным стеллажом, выстроенным из багажа, закреплённого тросами.
– Я бы не советовал играть со мной, - стал разматывать цепь на правом запястье, пока обходил каждую гору хлама, в ожидании нападения.
Все чувства обратились в вакуум вокруг этого помещения, а слух обострился настолько, что звуки собственного тела отошли на второй план. Я улавливал только внешние шорохи и движение. Буквально впитывал любое дуновение воздуха, чтобы понять с какой стороны придет опасность. Тело натянулись как струна, а каждая его часть стала гибкой и вязкой, как патока. Именно такую технику использовали ублюдки из золотого скорпиона. Они двигались подобно змеям, которые медленно облизывают песок своими телами. И эти твари точно так же облизывали воздух. Что и было ошибкой, потому что именно он в итоге и помог мне сделать взмах кнутом, и араб полетел с груды чемоданов прямо на землю.
Пёс вскочил и оскалился в мою сторону в попытке снять с шеи фол кнута. Однако я стягивал его резкими рывками только сильнее.
– Что такое, маленький? Ошейник жмёт, да?
– я потянул сильнее, а тварь оттолкнулась от чемоданов и сделав оборот вокруг своей оси по воздуху, решила что сможет удавить меня моим же оружием.
Сердце гулко бьёт в груди, а следом из горла вырывается горячий воздух, похожий на рык. Один поворот влево и вторая рука ловит натянутую цепь, чтобы раскрутить тварь на ней как на вертеле.
– Ащщщ... Больно, да?
– я присел в итоге как кошка, наклоняя голову и смотря на то, как дебил обмотался цепью кнута так, что не мог сделать и движения.
Из его рожи сочилась кровь, капая на пол, где оставила отпечаток сперва собачья пасть этой твари.
– Этот ангел быть не твой... азиатский цербер! Если ты дорожить жизнь, не трогать эта женщина и убраться... Это быть ангел гос-с-с-подина-а-а...
– прошипел ублюдок, а я потянул за кнут сильнее, ощущая как к затылку приливает кровь, а ноги наливаются свинцом. Тянул и смотрел как краснеет морда наёмного ублюдка, как на ней проступают жилы, а изо рта вырываются сопли и слюна, пока он хрипит.
Однако вид того, какой есть смерть не мог утолить моего зверства. Чудовище внутри бесновалось только сильнее в понимании того, что изрыгнула мразь напротив.
Плавно жар такой силы поднялся в моем теле, что я не успел опомниться, как сжав зубы и скривившись рванул цепь на себя, и тварь издохла, смотря на меня мертвым взглядом.
Слова брошенные мне в лицо, будто рассудок выжгли напрочь, когда я понял, КТО ангел, и за кем пришли в ту часовню эти твари.
"Куколка..." - мысленно убито выдохнул не веря в подобное , и стряхнув цепь кнута, зашвырнул тело твари за один из стеллажей, забрав себе на память одну недолговечную деталь.
Восстановить дыхание не было ни возможности, ни желания. Однако какой-то частью ещё не озверевшего сознания я понимал, что он может быть не один. И что скорее всего они давно ведут охоту на Монику.
"Но в чем причина?" - шептало в голове, пока я спокойно, но быстро поднялся наверх, и стал осматривать каждого пассажира, пока шёл обратно к нашим местам, - "Какого хера происходит и почему за ней отправляют таких тварей?"
Остановившись напротив своего сидения, замер, только сейчас уловив это. До нынешнего момента, я ни разу не видел эту женщину спящей. Потому у меня и язык не повернулся бы сказать, что она похожа на ангела. Однако... Араб не просто так сказал мне подобное. Он либо был уверен, что именно я должен это услышать, либо я кому-то очень помешал своим появлением рядом с Куколкой, и подобное стало личным предупреждением для меня. Чтобы не лез, чтобы убрался нахер и не мешал господину заполучить своё.
Теперь же, я хорошо видел причину по которой Моника безошибочно отыскала клеймо арабских наемников на теле той твари. Именно сейчас мне стали понятны надписи и на её теле, как и причина, по которой здоровая и красивая, как точёная статуя, женщина, набила себе "плач песчаных дюн" на руки. Текст, который рассказывал о свободе и её оазе среди пустыни.
Медленно я как дебил опустился рядом на сидение, стараясь даже не дышать, чтобы не разрушить мгновение, которое дало мне возможность осознать хотя бы частично, кого небо выбрало, как инструмент для моей кончины. Плавно обогнул каждую черту, и то насколько лицо Моники стало похоже на нежный портрет обычной девушки с той самой алебастровой кожей, насыщенным цветом ровных линий губ, и прямой и крохотной линией переносицы и носа.