Левиафан
Шрифт:
— Простите, капитан, вы были в море, так что, разумеется, не слыхали последние новости. Президент Линкольн погиб одиннадцать дней назад в Вашингтоне от выстрела убийцы.
Богатырь будто сдулся у Стэнтона на глазах. Пошатнулся, ухватился за веревочные перила трапа, с первой попытки промахнувшись, затем вцепился в них слабой рукой, будто умирающий.
— Понимаю, новость ужасная.
— Он… он был… он был единственным человеком чести из всех, кого я знал, — промолвил Эрталль, медленно сходя с трапа на палубу. — А как насчет обещания, данного мне президентом за оборону залива… и его
— Теперь вы понимаете, что от курьера вам толку не будет. — Стэнтон намеренно проигнорировал вопрос капитана. — Ваши угрозы прозвучат мне в ухо, которое к ним глухо — или, следует сказать, «смертельно глухо», мой добрый капитан.
Эрталль вцепился в Библию обеими руками, но это прикосновение утешения ему не принесло. Его горящий взор обратился к реке, плечи развернулись. И он медленно повернулся лицом к Стэнтону:
— Я богобоязненный человек. Я выразился грубо, посему спрошу вас снова. Пожалуйста, сэр, ответьте, моя жена и дети в безопасности?.. И клятва президента помочь мне с… моим открытием, эта клятва нерушима по-прежнему? Я исполнил то, что вы просили.
— Позвольте напомнить вам, капитан, это вы пришли к нам за защитой вод залива. Лишь по чистейшему совпадению наши шпионы в Англии узнали об этом грязном договоре между Англией и мятежными штатами. Если бы они придали сему презренному документу законную силу, эти базы стали бы погибелью для вашего изумительного открытия, не так ли?
— Вы не имели права забирать мою семью с моего острова в Тихом океане. Я исполнил бы свою часть сделки и без необходимости для вас давать волю своей явно порочной натуре, мистер министр.
Эрталль вспомнил истории, которые рассказывал ему давным-давно покойный отец. Как Наполеон точно так же поступил с членами его семьи, погубив их, чтобы добраться до семейных знаний. Жуткая история повторяется.
Стэнтон понурил голову, уклоняясь от умоляющего взгляда синих глаз, не в силах посмотреть капитану в лицо в то время, пока произносил следующие слова:
— Ваш сын умер. Чахотка, как мне сказали. Искренне соболезную.
Вопль великана пронзил ночную тьму. Он вечно будет возвращаться к тем, кто его слышал, в кошмарных снах. Подобный звук попросту не мог издать такой могучий человек, как Эрталль. Пав на колени, он закрыл лицо Библией.
Мелкорослый француз, наблюдавший сверху, с крыла мостика, почувствовал, что сердце у него разрывается от сочувствия к этому незнакомому человеку — такое отчаяние леденит кровь. И вдруг понял, что хочет быть подальше отсюда, пусть даже это и будет означать, что не удастся подтвердить то, что довелось увидеть за пару лет до того в море, — вид громадного металлического монстра.
— Я вовсе не хотел, чтобы это печальное событие произошло. Но вы должны понять мое положение, сэр, вы должны продолжить свою добрую работу в море. Мы не можем вам позволить отступить от нее. Ваша страна нуждается в вас сильнее, нежели когда-либо прежде. Низкие поползновения британцев на власть в этом полушарии будут повторяться снова и снова, и, может быть, Мексиканский залив уже не будет тихой гаванью для вашего открытия.
Капитан Октавиан Эрталль, длинные черные волосы которого укрыли всю Библию, прижатую к лицу, медленно поднял глаза на Стэнтона. Опустив книгу, он снова поднялся на ноги, возвысившись над министром, и расправил китель, одернув его за полы.
Узрев свою участь, написанную в глубине этих пылающих синих глаз, Стэнтон ни секунды не колебался. Щелкнул пальцами — и из-за рулевой рубки мигом появились два десятка морских пехотинцев, нацелив винтовки на стоявшего перед ними человека. Эрталль никак не отреагировал, и это озадачило министра.
— Пока вы не сделали что-нибудь глупое, я должен сообщить вам, что вашу семью разделили. Ваша жена и четыре дочери поблизости, но пятую — очень и очень особенную, по природе своей близкую к вашей матери, — держат в арсенале в Вашингтоне. Она станет жертвенным агнцем, так что хорошенько подумайте, капитан, прежде чем следующие слова сорвутся с ваших уст.
Эрталль ощутил, как от этого описания его участи сдавило грудь. Он угодил в ту же западню, что и отец. Но вместо Наполеона за ниточки его наивности дергает Стэнтон. Октавиан вдруг принял решение, но на лице это никак не отразилось.
— Нам нужны лишь ваши великолепные научные достижения, сэр, подробности каковых вы передадите департаменту Военного флота. Ваше судно будет реквизировано. Его разберут деталь за деталью, проанализируют и отстроят снова. Далее вы представите знания о морях, которыми располагаете лишь вы один. Ваше сотрудничество необходимо ради безопасности младшей из ваших дочерей. Когда я сочту, что вы исполнили мои условия, вы воссоединитесь со своей семьей в целости и сохранности. Вам понятно?
— А президент Линкольн… он знал об этой низости?
Отрицательно покачав головой, Стэнтон отступил за спины ближайших из морских пехотинцев.
— Мистер Линкольн никогда не понимал ничего, кроме того, что у него прямо под носом. Как страна, мы вступили в новый мир — глобальное общество, где диктовать свою волю будет сильный. Эта нация нуждается в том, чем вы располагаете; ваш друг, мистер Линкольн, никогда этого не понимал. Он принял ваше решение не предлагать нам свои познания как орудие войны; я же, сэр, не приму. Ваша миссия для президента помешать альянсу Британии и предателей-южан — лишь начало. В будущем вас ждет еще много подобных заданий, и вы их исполните. Если же пренебрежете, я предам гласности ваше открытие в заливе, в Средиземноморье и Антарктике… Нет нужды говорить, что это поставит крест на вашей мечте вкупе с вашим семейством.
Мгновенное просветление потрясло Эрталля, как ослепительная вспышка молнии. С расширившимися глазами он сделал угрожающий шаг к министру:
— Верните мою дочь к матери и сестрам, или вас ждет такое воздаяние, что вы поверите, что сам Сатана поднялся, дабы пожрать и вас, и ваше семя. Знавал я людишек вроде вас. Люди — сущие ваши близнецы — убили моего отца, чтобы завладеть великой тайной моря. Некогда я с гордостью взирал на приютившую меня страну, пока безумие не охватило эти берега, как и многие другие. — Эрталль сделал еще угрожающий шаг вперед и пустил в ход свой повелительный бас: — Мою жену и детей сюда — или пожните горький урожай!