Левые коммунисты в России. 1918-1930-е гг
Шрифт:
Вследствие указанных ошибочных предпосылок левые не могли с полной ясностью определить главный источник контрреволюционной угрозы. Да, они видели в возможности установления «государственного капитализма» огромную опасность для революции. Но «государственный капитализм» они рассматривали лишь как выражение более общей и еще более опасной, по их мнению, тенденции: они опасались, «мелкобуржуазного» искажения политики партии, ее превращения в защитницу враждебных пролетариату интересов мелкой буржуазии. В некоторой степени эти опасения отражали реальное положение дел. Действительно, в ситуации, сложившейся после Октябрьского восстания, пролетариат вынужден был не только подавлять яростное сопротивление старых правящих классов, но и противостоять давлению многомиллионных крестьянских масс, интересы которых неизбежно вступали в противоречие с поступательным движением революции. Однако давление этих социальных слоев рабочий класс ощущал на себе преимущественно в его преломлении через государство, которое, стремясь поддерживать в обществе статус-кво, становилось все более автономной и независимой от
Как мы видели, в своем ответе левым Ленин наносил главный удар по наиболее уязвимым местам их позиции. Это их путаница в вопросе о последствиях Брестского мира для перспектив революции, их склонность отождествлять национализацию и социализацию. Но и Ленин, в свою очередь, допускал серьезную ошибку, восхваляя государственный капитализм как шаг вперед, безусловное благо для отсталой России и даже необходимую предпосылку социализма. Свою концепцию государственного капитализма Ленин изложил еще в конце апреля 1918 г. в выступлении на заседании ВЦИК. Критикуя прозорливые указания левых на опасность движения в сторону госкапитализма, он развивал совершенно ложную мысль:
«И вот когда я читаю эти ссылки на подобных врагов в газете „левых коммунистов“, я спрашиваю: что сделалось с этими людьми, как они могут из-за обрывков книжки забыть действительность? Действительность говорит, что государственный капитализм был бы для нас шагом вперед. Если бы могли в России через малое число времени осуществить государственный капитализм, это было бы победой. Как они могли не видеть, что мелкий собственник, мелкий капитал — наш враг? Как они могли считать государственный капитализм главным врагом? Они не должны забывать, что при переходе от капитализма к социализму наш главный враг — мелкая буржуазия, ее привычки и обычаи, ее экономическое положение…. Что такое капитализм при Советской власти? Осуществить государственный капитализм сегодня значит возобновить учет и контроль, который вели капиталистические классы. Мы видим образчик государственного капитализма в Германии. Мы знаем, что Германия оказалась сильнее нас. Но если хотя бы немного задуматься о том, что значило бы заложить основы такого государственного капитализма в России, Советской России, всякий, кто в своем уме или не забил голову обрывками книжного знания, должен был бы сказать, что государственный капитализм был бы спасением для нас… Я сказал, что государственный капитализм был бы спасением для нас; если бы мы имели в России его, тогда переход к полному социализму был бы легок, был бы в наших руках, потому что государственный капитализм есть нечто централизованное, подсчитанное, контролируемое и обобществленное, а нам-то и не хватает как раз этого, нам грозит стихия мелкобуржуазного разгильдяйства, которая больше всего историей России и ее экономикой подготовлена и которая как раз этого шага, от которого зависит успех социализма, нам не дает сделать» (ПСС, т. 36, с. 254–256).
Безусловно, в этих рассуждениях Ленина присутствует элемент революционной честности, неприятие любых утопических схем быстрого построения социализма в России — стране, которая едва выбралась из Средневековья и которая в тот момент не могла воспользоваться непосредственной помощью мирового пролетариата. Однако вся история XX века доказывает ошибочность ленинского представления о том, что государственный капитализм является прогрессивным шагом по направлению к социализму. В действительности государственный капитализм представляет собой последний способ самозащиты капитализма, стремящегося предотвратить свой крах и возникновение коммунизма. Коммунистическая революция — это диалектическое отрицание государственного капитализма. С другой стороны, ленинская аргументация несет на себе отпечаток старого социал-демократического представления о мирной эволюции капитализма в социалистическом направлении. Ленин, конечно, отвергает идею возможности перехода к социализму без разрушения капиталистического государства, но он забывает о том, что новое общество может возникнуть только при условии, если сам пролетариат ведет постоянную сознательную борьбу, нацеленную на освобождение от слепых законов капиталистической экономики и созидание новых социальных отношений, базирующихся на производстве для удовлетворения человеческих потребностей. Путем государственной «централизации» капиталистической экономики, даже если она осуществляется Советским государством, невозможно покончить с законами капитала, с господством овеществленного труда над живым. Вот почему в данном вопросе были правы левые коммунисты, взгляды которых резюмированы в следующих словах Осинского:
«Если сам пролетариат не сумеет создать необходимые предпосылки для социалистической организации труда, — никто за него этого не сделает, и никто его к этому не принудит. Палка, поднятая над рабочим, будет находиться в руках такой общественной силы, которая или находится под влиянием другого общественного класса, или должна подпасть под его влияние. Если эта палка будет в руках советской власти, то советская власть вынуждена будет опереться против рабочих на другой класс (напр., крестьянство) и этим погубить себя как диктатуру пролетариата. Социализм и социалистическая организация труда будут построены самим пролетариатом, или они не будут вовсе построены, а будет построено нечто иное — государственный капитализм» (Осинский Н. Строительство социализма//Коммунист. № 2, 27 апреля 1918 г.).
Таким образом, только через неустанную самостоятельную борьбу за прямой контроль одновременно над государственной машиной и средствами производства и распределения живой труд может поставить свои интересы над интересами мертвого труда. Ленин ошибался, считая эти взгляды доказательством мелкобуржуазного и анархистского характера позиции левых коммунистов. В отличие от анархистов, они не выступали против централизации как таковой. Они отстаивали инициативную роль местных фабрично-заводских комитетов и Советов, но считали необходимым централизовать действия этих органов в рамках вышестоящих экономических и политических советов. При этом они, однако, видели, что к новому обществу можно прийти лишь путем пролетарской централизации. Путь бюрократической централизации ведет совсем в другую сторону, к неизбежной конфронтации рабочего класса и власти, которая, несмотря на свое революционное происхождение, все более отчуждается от пролетариата.
Вышесказанное верно для всех стадий революционного процесса. Но критика левых коммунистов имела и непосредственную практическую значимость. В нашем исследовании российской левокоммунистической традиции (International Review, № 8) мы писали:
«Защита „Коммунистом“ фабзавкомов, Советов и самодеятельности рабочего класса была важна не потому, что содержала в себе решение экономических проблем, стоявших перед Россией или, тем более, формулу „немедленного построения коммунизма“. Левые определенно заявляли о том, что „социализм невозможно осуществить в одной стране, и в такой отсталой“» (цит. по: Schapiro L. The Origins of the Communist Autocracy. 1955, p. 137). Навязываемое государством подчинение рабочих трудовой дисциплине, включение органов пролетарского самоуправления в государственный аппарат — все это подрывало в первую очередь политическое господство российского рабочего класса. Как неоднократно указывало ИКТ, единственной гарантией успеха революции является политическая власть пролетариата. А эта власть может осуществляться только массовыми органами класса — его фабрично-заводскими комитетами и собраниями, Советами и милиционными отрядами. Курс на ограничение полномочий этих органов, принятый большевистским руководством, представлял смертельную угрозу для революции. Опасные симптомы, справедливо отмеченные левыми коммунистами в первые же месяцы после Октябрьской революции, обрели еще более угрожающий характер в последующие годы гражданской войны.
Когда после победы Октябрьского восстания формировалось Советское правительство, Ленин не без колебаний занял пост председателя Совнаркома. Политическая интуиция подсказывала ему, что это может помешать его борьбе в передовых рядах авангарда, ограничить его возможности как представителя левого крыла революционной партии, каковым он являлся в период между апрелем и октябрем 1917 г. Позиция, занятая Лениным в споре с левыми коммунистами в 1918 г., хотя и находилась в рамках живой пролетарской партийности, все же отразила давление государственности на большевистскую партию; интересы государства, национальной экономики, сохранения статус-кво уже начали расходиться с интересами рабочих. В этом смысле можно проследить некоторую преемственность между тогдашней ошибочной позицией Ленина и его полемикой в период после 1920 г. против левых течений в международном коммунистическом движении, которым он тоже приписывал «детские болезни» и склонность к анархизму. Нов 1918 г. мировая революция находилась все еще на подъеме, и если бы она вывела Россию из изоляции, было бы легко исправить допущенные на первом этапе ошибки. Когда же международная революционная волна пошла на спад, началось настоящее перерождение партии и Советской власти. Реакцию левых на эти процессы мы рассмотрим в следующих статьях.
ГОД 1921-й: ПРОЛЕТАРИАТ И ПЕРЕХОДНОЕ ГОСУДАРСТВО
Предметом исследования в предыдущей статье были первые серьезные дискуссии в РКП(б) о курсе новой пролетарской власти. Особое внимание уделялось полемике, инициированной левыми коммунистами, в ходе которой высказывались предостережения о возможности возникновения государственного капитализма в России и опасности бюрократического перерождения революции. Пик дискуссий пришелся на начало 1918 года. В течение следующих двух лет Советская Россия вела ожесточенную борьбу с империалистическими интервентами и внутренней контрреволюцией. В тяжелейших условиях гражданской войны партия, отодвинув разногласия на второй план, сплотила стой ряды. И большинство рабочих и крестьян — хотя их положение с каждым днем ухудшалось — выступило в защиту Советской власти против эксплуататорских классов, пытавшихся вернуть утраченные привилегии.
Программа, принятая VIII съездом в марте 1919 года (см. «International Review», № 95), отразила стремление к единению, возобладавшее в партии, сохранив при этом радикальный дух первых дней революции. Дело в том, что левые течения — главные инициаторы дискуссии 1918 года — еще имели значительное влияние в партии. Во всяком случае, у левых коммунистов с их радикализмом не было непреодолимых разногласий с признанными партийными вождями вроде Ленина и Троцкого, ассоциировавшимися с официальной позицией государства. И действительно, некоторые левые коммунисты — такие, как Радек и Бухарин — постепенно отходили от прежних критических позиций, так как в чрезвычайных мерах военного коммунизма, вызванных гражданской войной, они увидели начало подлинного коммунистического переустройства (см. статью о Бухарине в «International Review», № 96).